Насчет потенции — это было очень интересно, хотя Климов не мог на себя пожаловаться, да, впрочем, и Маринка, кажется, тоже. Но наверняка не помешает!
Окончательно успокоенный Реваз проводил следователя до дверей и еще раз извинился за своих дураков. Ну как можно было допустить, чтоб такой хороший разговор не состоялся? И он пригласил Климова приходить сюда, и самого, и с друзьями, при этом настоящее кавказское гостеприимство гарантировалось.
Оно, конечно, так, но лучше не надо, решил про себя Климов.
А в последовательность событий последнего дня Леонида Морозова, которые со скрупулезной точностью фиксировал для себя Климов, он не стал вставлять казавшийся вполне возможным визит журналиста к сопернику Суворова — Ревазу Батурии. Искать надо было в другом месте. Может, у кредитора? Но кто он? Неужели это было «страшной тайной» Морозова и он никому ни разу об этом не обмолвился? Но ведь знают же! Тогда откуда?
5
Его появления на студии в Останкино становились, похоже, регулярными, словно приходы на работу. И, кстати, Марина, видимо, тоже стала привыкать к тому, что внизу, на контроле, ее ожидает рослый мужчина с могучими усами, похожий на бравого телохранителя.
«Телохранитель… Хранитель тела… Но не охранник, а славный мужик, помогающий телу сохранить свою молодость и живость… Здорово, между прочим, помогающий… — Так забавлялась Марина „словотворчеством“, как она это называла, спускаясь в лифте на первый этаж. — А может, хранитель не тела, а души? Душехранитель? Нет, звучит некрасиво. А слово, которое некрасиво звучит, не может отражать правду… И в этом есть великое таинство языка, как это ни странно…»
Он стоял на привычном уже месте — высокий, плечистый, черноволосый, — у огромной стеклянной стены, и глядел на улицу.
— Милый… — тронула она Климова за плечо, и тот резко обернулся: в глазах его вспыхнул азарт, усы встопорщились, и Марина засмеялась: — Ты сейчас похож на огромного котяру, который увидал лакомую мышь и уже прикинул, как он ее будет…
— Употреблять? — подсказал Климов, смутив бедную девушку. — Вот интересно! А чего ты-то краснеешь? Чего я не так сказал?
— Нет, я все-таки не встречала таких наглых котов… — Марина вздохнула глубоко и смешно оскалилась, согнув при этом пальцы когтями: — Которых так и хочется погладить… против шерстки… ух! Чтоб электричество затрещало!
— Ну ты, мать, садистка, — радостно прошептал Климов. — А у меня есть новость.
— А у меня тоже. Даже две. Хорошая и не очень…
— А-а, понятно, — посерьезнел Климов. — Все бизоны сдохли, остался один навоз. Но навозу — много, так?