— Совсем ничего?
— Абсолютно.
— То есть ни капельки?
— Уши уж больно большие, как у этого… Ну как его…
— Чебурашки?
— Да, и уши, и глаза, и… вообще.
— В человеке все должно быть прекрасно…
— Но главное — у того были усы!
«А Грязнов сейчас, наверное, с девчонкой какой-нибудь развлекается, с тоской подумал Щербак. — Хорошо быть начальником…»
Карандаш сломался, бумага порвалась.
Точить другой было бы глупо и странно. Он поискал на столе, нашел шариковую ручку и, выдернув новую страницу из блокнота, что-то быстро написал. Поискал глазами, куда бы положить записку, но не нашел, оставил на столе. Некоторое время стоял, глядя себе под ноги, а потом медленно, словно во сне, обернулся. За ним был шкаф с оружием…
— Не могу!.. — Губы Максимова жалко затряслись. — Не могу…
— Стоп! — сказал Вакасян. — Все нормально, очень хорошо, очень точно в зерно попал, очень точно.
Съемочная площадка притихла. Все затаились, как мыши.
Максимов уперся руками в стол, громко вздохнул и задержал дыхание. Затем с силой выдохнул, грубо смахнул с накрашенной ресницы слезу.
— Все, я в порядке.
— Попробуем еще разок? — осторожно предложил Вакасян. — Или перерыв объявим? Хочешь, мы объявим перерыв?
— Работаем, — хрипло сказал актер.
— Мотор! — скомандовал Вакасян.
Максимов долго держал в вытянутой руке пистолет. Затем приставил его к голове и… в голос разрыдался.
— Стоп, — понуро скомандовал Вакасян.
— Перезаряжаемся, — пыхнула папиросой Успенская.
— В двух кассетах орешки остались, — сказал рослый помощник оператора. — Дощелкаем?
Успенская равнодушно махнула ему рукой: мол, давай.
К Максимову подлетела гримерша с огромным ватным тампоном в руке. Актер сгреб ее в охапку, крепко прижал к себе, и они оба затряслись в такт его рыданиям.
— Не снимем сегодня, а, да? — материализовался обеспокоенный Варшавский.
— У кого-нибудь есть психолог знакомый? — тихо спросил окружающих Вакасян.
— У меня есть, — встал с раскладного стула Морозов. — Я сам психолог.
Затем вызвали «скорую». Над Максимовым долго колдовали врачи, тыкали ему в нос ватку с нашатырем, мерили давление.
— До свадьбы заживет, а, да? — крутился возле него Варшавский.
— Марик, отстань, — морщился актер.
Морозов перебирал пистолеты в шкафу, внимательно рассматривая каждый со всех сторон.
— Ну сколько можно повторять, чтобы к оружию не подходили! — окликнул его пожилой пиротехник.
С того дня как вскрылись делишки, которыми занимались Гарипов с Линьковым, весь пиротехнический цех перетрясли, половину народа поувольняли для профилактики, а на их место набрали новых.
— Спокойно, этот товарищ из милиции, — заступился за Морозова Вакасян.