Грисельда проводила его до речки и задержалась там дольше, чем требует простое прощанье.
— Откуда появился этот тип? — напустился я на Алисию, когда мы остались одни.
— Он приехал на лошади тем берегом, и Грисельда перевезла его в лодке.
— Ты была раньше знакома с ним?
— Нет.
— Он нравится тебе?
— Нет.
— Ты принимаешь от него эти духи?
— Нет.
— Отлично! Отлично!
И, выхватив флакон из кармана ее передника, я с яростью бросил его о камни прямо к ногам возвращавшейся Грисельды.
— Вы с ума сошли! Вы с ума сошли!
Алисия, обиженная и недоумевающая, открыла машину и принялась шить. Временами слышались только жужжанье колеса и болтовня попугая на жердочке.
Грисельда, понимая, что не следует оставлять нас одних, сказала, лукаво улыбаясь:
— Этот Баррера, если ему что взбредет в голову, обязательно добьется своего. Теперь ему загорелось раздобыть изумруды, и он глаз не сводит с моих серег. Он готов вырвать их у меня из ушей!
— Как бы он не унес их вместе с хозяйкой, — добавил я, громко рассмеявшись. И я ушел в корраль, не слушая взволнованно кричавшую мне вслед Грисельду:
— Очень хорошо, что уходите. Все равно вы не правы.
Забравшись на изгородь, я дал волю своей злобе. Солнце палило нестерпимо. Вдруг вдали, над пальмовой рощей, я заметил густую колеблющуюся тучу пыли и вскоре на фоне леса разглядел силуэт всадника, который скакал во весь опор по степи, изгибаясь в седле и размахивая арканом. Пампа гудела от конского топота. Через некоторое время на равнину выехали другие всадники, а затем я разглядел табун, от которого то и дело отбегали молодые кобылицы, игриво брыкаясь и становясь на дыбы. Я уже явственно различал голоса всадников, просивших открыть ворота, и не успел я снять засов, как табун с громким фырканьем и ржаньем устремился в корраль.
Франко, дон Рафаэль и мулат Корреа соскочили с храпящих взмыленных коней, которые остановились у изгороди и принялись тереться об нее головами.
— Что же вы не взяли меня с собой?
— Кто встает с зарей, причащается дважды. Еще успеете научиться бросать аркан.
Пока мужчины запирали ворота загонов, закладывая их толстыми жердями, прибежали Алисия и Грисельда. Они принялись разглядывать через просветы частокола шумный табун, сбившийся у ограды корраля. Алисия, держа в руках шитье, вслух выражала свой восторг лошадьми, их лоснящимися боками, развевающимися по ветру гривами и звонким цокотом копыт. «Это моя! Нет, эта — всех красивей! Смотрите, как она встает на дыбы!» Кони дико ржали, порывисто дыша и вздымая пыль. Казалось, самый воздух был насыщен радостью жизни и ощущением грубой силы.