Я тем временем обдумывал наш ночной план, борясь со страхом, от которого холодело в висках и морщинился лоб. Уверенность в успехе мести, в возможности причинить зло врагу мрачным огнем зажигала мои глаза, будила мысль и подогревала решимость.
В восемь часов вечера кривой Мауко потребовал потушить костры — у него не засыпали бойцовые петухи. Никто не захотел погасить огонь, и кривой принес петухов в мою комнату.
— Разрешите оставить их у вас на ночь. Это хорошие петухи, но если они не выспятся, они никуда не будут годны!
Вскоре усадьба погрузилась в тишину. Лампы, горевшие в палатках, отбрасывали в степь полосы света.
Кларита возвратилась навеселе.
— Смелее за мной!
Мы пробрались к ограде корраля сквозь банановые заросли. Огромное стадо мирно дремало. Снаружи фыркали лошади сторожей. Кларита, взобравшись на изгородь, взмахнула шкурой ягуара, оранжевой с черными пятнами.
Стадо мгновенно всколыхнулось, как стремительно набежавшая волна прилива. Сталкиваясь в испуге рогами, быки теснились к забору. Несколько животных разбились грудью о ворота и были затоптаны копытами. Сторожа запели, седлая лошадей, и стадо на минуту замерло, но затем опять заколыхалось бурными волнами. Ворота затрещали, раздался рев, топот, стук рогов. И как лавина с головокружительной быстротой обрушивается с гор, выворачивая с корнем деревья, так разъяренное стадо повалило изгородь своей тюрьмы с грохотом землетрясения, с ревом бушующего моря и рассеялась по степи, приводя в трепет ночную тьму.
Сбежавшиеся женщины и пеоны с фонарями звали на помощь. Из дома доносились крики Субьеты, который, не понимая, что происходит, боялся отпереть дверь. Собаки умчались вслед за стадом; в страхе клохтали куры; коршуны, взлетев над сейбой, рассекали воздух неровными кругами.
В воротах корраля остались десять раздавленных быков, а поодаль — четыре лошади. Кларита вернулась и рассказала мне все эти подробности, умоляя молчать о нашем сообщничестве.
Когда я положил шкуру ягуара на прежнее место, вся степь еще продолжала гудеть.
На следующий день меня разбудили разговоры о ночном происшествии и вопли старика, прикрывавшего руганью свое злорадство:
— Проклятая жизнь! Я не виноват, что стадо взбесилось. Скажите Баррере, пусть ловит его, если найдет вакеро и лошадей. Но прежде пусть он заплатит мне за погибших коней! Проклятая жизнь!
— Сеньор Баррера собирается переговорить с вами насчет вчерашнего.
— Пусть и носа сюда не показывает, приезжий не расстается с оружием, и я не хочу больше неприятностей в моем имении.
— Мне сдается, — заметил кто-то, — что это душа покойного Хулиана Уртадо явилась в корраль и напугала стадо. Один из сторожей видел над частоколом белую фигуру с той стороны, где, как говорят, был зарыт Уртадо.