— Да… — шевелит губами наш «больной», — Дорогого человека.
— Понятненько. Ну ничего, ничего. С вами-то, во всяком случае, ничего существенного. Переутомление плюс солнечный удар.
— Как давление? — обращаюсь я к медсестре.
— Сто на пятьдесят.
— Ай-ай-ай, маловато. Ну ничего, пару дней полежите, встанете на ноги. А сейчас давайте заполним карточку. Имя, фамилия, отчество? — кладу перед собой грязно-отксереный формуляр. — Мелочь, но в нашем деле — мелочь решает все. Чем больше достоверности, тем больше шансов на успех.
— Красильников, Геннадий Анатольевич, — диктует оператор. Имя, скорее всего, вымышленное, а может, быть и нет, чем черт не шутит.
— Адрес?
— Самаркандский бульвар.
Проверим, дорогой ты наш, проверим. Хотя я больше чем уверен, что вешаешь ты нам лапшу на уши немилосердно. Оно, в общем-то, и понятно. Незачем всякому встречному поперечному доктору знать ни кто, ни что.
— Место работы, должность?
С местом работы тоже все понятно. Институт, название которого на трезвую голову и не выговоришь. Младший научный сотрудник. А в «Ауди», стало быть, за нами старшие научные сотрудники рванули?
— Год и дата рождения?
— 1967 год, 3 января.
Вот здесь, похоже, не обманул. Впрочем, кто его знает? С официальной частью покончено. Углубляюсь в историю болезни. Дадим время нашему клиенту собраться с мыслями, оценить обстановку.
— Доктор, а нельзя ли мне дома отлежаться?
Волнуешься? Оно и правильно. Начальство уже, наверное, с ног сбилось, тебя разыскивая.
— Дома? — не отрываясь от письма, пожимал плечами я. — Можно, конечно, и дома. Но я вам не рекомендую. Случай у вас не опасный, но запускать, тем не менее, не следует. Болезнь лучше предупреждать, чем потом с ней бороться.
В душе «пациента» борются противоречивые чувства. Если бы он мог, дал бы по уху недогадливому лекарю, выскочил в окно, и бегом-бегом докладывать начальству о случившемся. Да в том-то вся и беда, что не может он этого сделать. Средство, которое у него в крови гуляет, прежде, чем на стол наших корифеев-отравителей попало, веков пять на востоке использовалось. Им там животных для султанских зверинцев глушили. Тигр, скажем, после такой дозы еще бы неделю в состоянии нестояния находился. Так что, дня три-четыре подгибающиеся коленки и ватность во всем теле любезнейшему Геннадию Анатольевичу обеспечены.
На лице у «больного» глубокая задумчивость. Надо что-то делать. Как-то дать о себе знать. Бросаю ему соломинку:
— Вы один живете?
— С женой. — В глазах его появляется плохо скрываемая радость. Поймал, поймал. Умница ты мой.