— Это Гарза, — произнёс он. — Из-за шторма я не могу расслышать, что он говорит.
Бриттон повернулась к Ховеллу.
— Дайте с ним связь. Максимальное усиление.
Внезапно на мостике загудел голос Гарзы.
— Эли! — Кричал он.
Усиление придало яростные, отчаянные нотки панике в его голосе. На заднем плане Бриттон слышала стоны и хриплые визги рвущегося металла.
— Я здесь.
— Мы теряем базовые крестовины!
— Направьте на них все силы.
Бриттон не могла поверить в ровный, спокойный голос Глинна.
Корабль принялся крениться снова.
— Эли, эта штука распутывается быстрее, чем мы можем её…
«Рольвааг» накренился ещё сильнее, и очередной вопль металла заглушил голос Гарзы.
— Мануэль, — сказал Глинн. — Когда Рошфорт планировал эту сеть, он знал, что делает. Конструкция намного прочнее, чем ты думаешь. Укрепляйте узлы поочерёдно, точку за точкой!
Угол наклона продолжал нарастать.
— Эли, этот камень — он движется! Я не могу…
Радио смолкло.
Корабль приостановился, задрожав всем корпусом, затем принялся медленно выправляться. Бриттон почувствовала тот же слабый толчок, подобный паузе, как если бы о корабль что-то ударилось.
Глинн продолжал смотреть на динамик. Через мгновение оно щёлкнуло ещё раз. Снова возник голос Гарзы.
— Эли! Ты слушаешь?
— Да.
— Я думаю, он слегка сдвинулся, но затем снова лёг на место.
Глинн чуть ли не улыбнулся.
— Мануэль, ты же сам понимаешь, что слишком нервничаешь! Не паникуй. Сконцентрируйся на критических точках, и к чёрту остальные. Выдели приоритеты. В сеть встроена огромная избыточность. Двойная избыточность. Помни об этом.
— Слушаюсь, сэр.
Корабль в очередной раз принялся крениться; медленное, кричащее, агонизирующее движение. И снова Бриттон почувствовала паузу, и затем — нечто новое, неправильное в движении. Нечто омерзительное.
Бриттон перевела взгляд на Глинна, затем на Ллойда. Она видела, что те ничего не заметили. Когда метеорит сдвинулся, она почувствовала, как он повлиял на всё судно. Массивный «Рольвааг» едва не завертелся юлой на вершине последней волны. Она спросила себя, не было ли то игрой воображения. Бриттон застыла в ожидании, пока корабль опускался в неестественную тишь водной долины и затем принялся подниматься снова. Она включила огни на главной палубе и направила на воду прожектора; она хотела увидеть движение корабля в море. «Рольвааг» поднимался, с такой дрожью, будто пытался сбросить ношу, и тяжёлая чёрная вода хлестала с его боков, лилась из шпигатов. Когда они, наконец, поднялись, в трюме раздались новые стоны; корабль медленно встал на дыбы перед очередной волной, содрогаясь по мере того, как принимал на себя всё больше и больше ветра. Нос прорвался сквозь самый верхний горб воды, и стоны превратились в визг протестующего металла и дерева, эхом отдающиеся во всём судне. И вот оно снова, «Рольвааг» повторил то же самое отвратительное движение на вершине волны, отклонение, которое чуть было не перешло во вращение, и затем улёгся на воду. Корабль помедлил, прежде чем восстановить равновесие, — и это было хуже всего.