«Не успею», — понял Турецкий.
Меч готов был обрушиться на голову Турецкого и уже начал свой стремительный полет, но гортанный выкрик остановил его. Икэда замер и оглянулся на дверь. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы Турецкий перехватил свой меч и вскочил на ноги.
У входа в зал стоял поджарый седовласый старик-японец. Он медленно подошел к Томоаки. Тот в ужасе попятился от старика, словно забыл, что держит меч в руке.
Остановившись в шаге от Икэды, старик резко сказал что-то по-японски. Икэда ответил — тихо, испуганно, смущенно. Если бы Турецкий владел японским языком, он бы услышал следующий диалог:
— Что ты сделал с братом, Томоаки? Как ты мог?
— Отец… он сам.
— Ты вынудил его! Ты знал, что он — человек долга. Он, недостойный бродяга, оказался достойнее, чем ты. Ты работал на русских, потом на англичан. Ты знал, что рано или поздно это закончится позором.
— Отец, но… Но как вы узнали?!
— Нет тайн от жаждущего знания, сын. Ты отнял жизнь у своего брата.
— Но я сделал это ради вас! Вы бы не перенесли моего позора. Вы всегда гордились мною.
— Гордился… А теперь мне стыдно. Я ошибался на твой счет. Моим именем ты пытаешься оправдать свою гнусность.
Несколько секунд Томоаки Икэда молчал, испуганно глядя на старика. Затем в лице его что-то дрогнуло, в глазах вспыхнул яростный, звериный огонек. Одним быстрым движением Икэда выхватил из потайного кармана на колене кинжал — тот самый кинжал, который он отнял на мосту у бедняги Рю. Отшатнувшись от отца, Икэда замахнулся клинком, чтобы вонзить его себе в живот, но не успел — старик точным и сильным ударом выбил оружие у него из рук.
Кинжал со стуком упал на пол.
— Ты недостоин избавить себя от позора, как это делали воины, — презрительно произнес старик. — Тебя будут судить русские, ты сгниешь в их тюрьме.
— Отец… Я твой сын… Я…
— У меня был один сын, — резко сказал старик. — Его звали Юкио. И он погиб, как мужчина. Больше нам не о чем говорить.
Старик повернулся и медленно зашагал к выходу. А зал уже заполнили оперативники ФСБ. Секунда — и кольца наручников защелкнулись на смуглых запястьях Томоаки Икэды.
Турецкий поставил меч на стойку, потер, морщась от боли, ушибленное предплечье и достал из кармана пачку сигарет. В зале не полагалось курить, ну и что ж?..