— Не совсем… Понимаешь, мне нужно было присутствовать на суде, а тут… Словом, подсудимый попытался сбежать и…
— Шурик, — глаза Ирины Генриховны сердито сверкнули, — если ты попытаешься меня обмануть, заранее предупреждаю: бесполезно… Твоя физиономия свидетельствует против тебя! Кроме того, телевизор я тоже смотрю, а складывать два и два пока что не разучилась!
— Что ты имеешь в виду? — пробормотал Турецкий, покосившись на продолжавшую осуждающе молчать Катю. Уж лучше бы набросилась на него на пару с женой!..
— Просто я наконец догадалась, каким именно делом вы занимались с Грязновым столько времени!.. А вчера и позавчера по всем каналам только и речи было, что о поимке опасного преступника Павла Садовничего! Цезарь твой ведь Садовничий?.. Я, как только увидела, что тебя нет, сразу про наш разговор вспомнила… Ох, Шурик! Если бы ты знал, как я от этого всего устала!..
В голосе Ирины послышались слезы, а Катя немедленно с видом заботливой родственницы — куда более заботливой, чем преступный муж — ринулась к подруге:
— Иришка, успокойся! Сейчас же! — Она повернулась к Турецкому, все еще виновато переминавшемуся на пороге. — Позови медсестру, Саша, ей нужен укол! И, дождавшись, когда Александр Борисович выскочит из палаты, покачала головой. Турецкий страшно удивился бы, доведись ему услышать, что именно произнесла в его отсутствие Катя:
— Ирка, ты явно перегибаешь палку… В конце концов, ты ведь знала, за кого замуж идешь?.. Ну не смотри на меня такими круглыми глазами! Помнишь, за мной начал ухлестывать этот красавчик — приятель твоего мужа, его коллега? Как его… Видишь, уже не помню даже, как зовут! А ведь он мне нравился… Правда нравился!.. Но я подумала и поняла: никогда в жизни мои чувства испытания его профессией не выдержат! Слава богу, успела тогда уже на вас насмотреться…
— Катька, я устала! — с горечью выдохнула Ирина. — Говоришь, успела насмотреться на нас? Ну а мне не на кого было «насматриваться», влюбилась в него как глупая коза, и вот… А сейчас я просто не в состоянии продолжать трястись за него изо дня в день… Завтра у него, между прочим, отпуск кончается…
— Сама говорила, большая часть его работы теперь — сплошная возня с бумагами!..
— И это чистая правда! — произнес Турецкий, объявившийся в этот момент на пороге в обществе медсестры. — Иринка, милая, я готов дать тебе страшную клятву, что, пока ты не родишь, из своего кабинета не буду выходить в течение восьми часов ежедневно! И заниматься исключительно чем-нибудь безопасным, включая общественные нагрузки, не имеющие отношения к уголовке!.. — Ты мне такие клятвы уже сто раз давал, — вздохнула Ирина Генриховна, а Катя, коротко переговорив с медсестрой и отослав ее за лекарством, тут же напросилась в свидетели: