— Ты спи, а я побежал.
Это Турецкий тихо разговаривал с тетей Валей, но, убегая к своему журналисту, решил все-таки попрощаться с другом.
Плетнев вскочил как ошпаренный, но только увидел в окошко, как мелькнула голова Турецкого.
— Спи, Антон, вы вчера поздно легли, — пожалела его тетя Валя. — Это наш заполошный сорвался. Вот беспокойный у меня племянник. С детства такой…
Она вышла во двор, и Антон опять задремал, слыша сквозь сон ее звонкий голос. С кем-то она переговаривалась через забор и одновременно шугала кур, которые с утра пораньше устроили под окнами птичий базар.
Турецкий позвонил по мобильному Крупице, когда подошел к его дому. Журналист назвал номер подъезда и код квартиры. Встретил он его в пестрых шортах и растянутой футболке. На вид Крупице было тридцать с хвостиком, но держался мужик как разболтанный подросток. Даже не удосужился расчесать свои кудри, а просто перехватил их на макушке красной тряпицей. И если бы не бледная кожа и не синеватая щетина на впалых щеках, его можно было бы принять за индейца, заброшенного судьбой на российские просторы, где он и утратил природную окраску от недостатка солнца.
— Я не при параде, извините. Люблю, чтобы удобно было.
Он крепко пожал руку Турецкому и внимательно оглядел его с ног до головы.
— Из органов? — Наметанный глаз помог сделать ему правильный вывод.
— Бывший опер. Теперь частный сыщик, — представился Турецкий.
— Клево… — одобрил Крупица то ли бывшую профессию гостя, то ли его новый выбор. — Пошли на кухню, бутерброды с колбасой похаваем. Чай еще могу предложить, сейчас заварю.
— Да я перекусил, — застеснялся Турецкий, хотя вылетая из дому, едва успел на ходу выпить чашку чаю.
— Да ладно вам, не стесняйтесь. Что стоит мужику второй раз позавтракать?
Они сели за стол, и Крупица начал кромсать хлеб большим резаком. Колбасу тоже нарезал нехилыми ломтями.
— Я здесь только месяц живу, не успел хозяйством разжиться. С женой разбежались, нам даже в одной стране тесно стало… Умотала моя Дуся. А я вернулся в свою холостяцкую берлогу. Когда мы в ее квартире жили, здесь всякий хлам держали, что выбросить жалко было. Вот этот месяц и выбрасывал, расширял себе жизненное пространство. Да, по-моему, излишне увлекся… Бедновато, зато просторно.
Действительно, скудная мебель выглядела такой жалкой, что Турецкий невольно задался вопросом: какой же тогда хлам переселился на помойку?
Поели плотно, большие бутерброды оказались очень кстати.
— Ну, пошли в кабинет, — пригласил Крупица гостя, небрежно швырнув посуду в мойку. Она жалобно звякнула, но, кажется, не раскололась.