— По-моему, на сегодня достаточно, Сергей Владимирович, — сделал робкую попытку вмешаться нейтральный человечек.
— А я вас не спрашивал, Борис Аристархович. — Кажется, отчество — единственная нестандартная черта, которой мог похвастаться нейтральный обитатель угла следовательского кабинета. — Кстати, гражданин Баканин, это ваш адвокат, Борис Аристархович Фадин.
— Но у меня есть свой адвокат. Я требую, чтобы он прибыл сюда!
— Можете требовать, сколько угодно. — Лицо следователя по особо важным делам перекосилось и на несколько минут перестало напоминать лицо героического капитана дальнего плавания. — Адвокат у вас будет наш, или вообще придется вам обходиться без адвоката. Ну так как, надумали? Согласны с обвинением?
— Не согласился и не соглашусь.
Как ни старался, больше Алехин ничего добиться в тот день не смог. Баканин ни в чем не признавался, ничего не подписывал, даже спорить перестал. Он думал, что снова будут бить, возможно, пытать, но никто его не тронул даже пальцем. Поняв, что выудить из обвиняемого свеженькие признания не удастся, Алехин распорядился отправить его в камеру предварительного заключения. Конечно, там тоже был не курорт, и все же Баканин с облегчением воспринял эту временную перемену участи.
«Ефимов и Криворучко, — стучало в висках. — Баканин, Ефимов и Криворучко. Трое из шести. Трое живы, трое убиты. Из трех живых один в тюрьме… Привет вам, бывшие „реаниматоры“!»
Вторая картина из прошлого РОЖДЕНИЕ БРИГАДЫ
Самый молодой в Уральском политехническом институте профессор, Руслан Шаров, пользовался любовью студентов не за то, что ставил оценки с поблажками. Наоборот, во всем, что касалось проверки знаний, он был требователен и строг. И даже не за то любили его, что он, не кичась своими научными регалиями, установил со студентами доверительный товарищеский стиль общения. Конечно, это было важным обстоятельством, но не главным. А главное в Шарове заключалось в том, что он действительно был блестящим ученым. Студенты всегда чувствуют, кто перед ними: равнодушный транслятор текста учебника или человек, преданный любимому делу. Преданность делу светится в глазах, делает речь точной, а руки — умелыми. Умелые руки требовались Руслану Георгиевичу как нельзя больше, так как он работал с электронно-вычислительными машинами, как раз в те годы утратившими свое громоздкое советское название и получившими то иностранное имя, которым их теперь называют: компьютер. Иными словами, Шаров принадлежал к числу тех первопроходцев, которые одновременно постигали «хард» и «софт». И даже параллельно изучению старался при помощи своих чутких пальцев и пытливого ума усовершенствовать эту мигающую глазом монитора коробчатую редкость, которую институт приобрел за сумасшедшие деньжищи.