Вдох-выдох и снова вдох. Так, ровно и мощно, лишь время от времени меняя направление, дует могучий пустынный бриз.
– Не торопись, – мягко подсказывает Меш. – Шаг за шагом, моя королева. Мелкими шажками. На цыпочках.
Меш хороший учитель и славный друг, но то, чего она хочет достичь, должна, если, конечно, сможет, сделать только она. Она сама. Одна.
«Кто, кроме меня, если не я?»
Лика представила себе, что открывает глаза и видит свое отражение в зеркале. Высокая красивая женщина, сбросившая вериги лат и мишуру одежды, предстала перед ней в зеркальной глубине, глядя оттуда со спокойным равнодушием «ушедшего в облака». Сейчас нагота Лики не была ни поводом, ни ценой. Она не была ничем, что могло потревожить «взлетевшую душу». Данность, факт, не более. Но конкретность, материальность факта – это все еще больше, чем нужно. Перебор, так сказать. Или все дело в том, что ей следует идти дальше?
«Снять кожу», – холодно решила она и представила, как освобождается от своей молочно-белой – на самом деле золотисто-бронзовой от загара – кожи.
Это оказалось мучительно, но боль давно уже стала для Лики чем-то таким, что неизбежно сопровождало ее жизнь, и, следовательно, бояться ее не стоило, как невозможно было и избежать. Боль можно было пережить, не теряя себя, перетерпеть, вынести. Даже очень сильную боль. Все это Лика знала наверняка и сейчас не дрогнула тоже, с «олимпийским» спокойствием наблюдая из Зазеркалья, как корчится несчастная женщина, в буквальном смысле вылезающая из собственной кожи.
Где-то за плечом ворохнулась сопереживающая, неспособная понять и принять происходящего, «душа» Маски. Она могла и желала помочь и уже потянулась было, чтобы вмешаться и прекратить этот ужас, не понимая, что помощь ее неуместна.
«Нет! – Воля Лики была сейчас силой, с которой не Маске тягаться, даже Золотой Маске. – Нет!»
Лика представила, как выдирает из себя тонкие золотые нити…
Неужели то, что она пережила, «сдирая с себя кожу», можно было назвать болью? Теперь, когда едва видимые нити, тонкие до полного отсутствия признака материальности, покидали ее плоть, Лика узнала, что такое настоящее страдание. Впрочем, возможно, каждая новая боль сильнее той, что была прежде, просто потому, что память не способна соперничать с реальностью.
«Пора».
Вот теперь она открыла глаза на самом деле. Зеркало, появившееся перед Ликой в стене тренировочного зала, уверяло что кожа ее осталась целой и невредимой, однако с телом Лики произошли ужасные перемены. Впрочем, о многом из того, о чем могло рассказать ей это глупое и жестокое стекло, она знала и без того, чтобы «любоваться» своим отражением. Однако зеркало, даже такое умное, как это, способное, если случится такая прихоть, одеть Лику в любое из ее бесчисленных платьев или предложить несколько сотен вариантов макияжа для любой ситуации и в любое время суток, даже такое зеркало всего лишь отражает то, что способны видеть человеческие глаза. Заглянуть внутрь человека оно не способно.