– Оставь нас, Джи, – сказала Лика, решив, что тема исчерпана. – И забудь то, что видел. Если барон Счьо узнает, что ты болтал лишнее, он повыдергивает тебе все, что торчит, и ты не сможешь больше ласкать мою дочь.
Она ничего к этому не добавила и, по-видимому, правильно сделала, потому что, когда люк за мичманом закрылся, Ци Ё смотрела на Лику несколько иначе. Совсем чуть-чуть, но для тех, кто понимает, достаточно.
Они стояли на гладком, полупрозрачном, как поверхность замерзшего озера, полу среди хрустальных колонн, под искрящимся льдистым куполом потолка, и молчали. Их разделяли не только несколько жалких шагов, но нечто гораздо большее, от чего веяло смертельной стужей. Победить этот холод, казалось, совершенно невозможно, но Лика знала, что обязана это сделать. А как, это уже совсем другой вопрос, но, уже приближаясь к «Прозрачным покоям», Лика поняла, что в этом деле, как и в некоторых других делах, разум плохой помощник и должен отступить, предоставив право действовать инстинктам, звериному чутью ее сердца, которому чем дальше, тем больше она училась доверять.
Лика посмотрела девочке в глаза и отпустила лицо. Держать такие удары Ци Ё еще не умела. Ее взгляд дрогнул.
– Счастливым быть легко, – сказала Лика ровным голосом. – А несчастным быть нельзя.
Она была почти уверена, что Ци Ё знает эти стихи, не может не знать, потому что Макс наверняка не раз и не два пел ей и ее матери эту песню. И она не ошиблась, взгляд девочки поплыл.
«Прости меня, родная. – Сердце Лики обливалось кровью, и слезы стояли в горле, не способные пробиться через заслон воли к глазам, но дело сделано еще не было. – Я знаю, это дешевый трюк, но что еще я могу для тебя сделать?»
– Эта рука, – Лика коснулась пальцами правой руки своего левого плеча, – не желает мне повиноваться. Я не могу ее поднять, как ты видишь. – Она, не отрываясь, смотрела в глаза Ци Ё, взгляд которой теперь метался между ее кривыми губами и левой рукой. – Есть два способа решить проблему, – холодным «сухим» голосом продолжила она. – Это – первый.
Пальцы Лики скользнули по висящей плетью руке, как будто погладили ее, и, спустившись вниз, охватили запястье.
– Вот так! – И она рывком вздернула свою левую руку вверх.
Зрачки Ци Е расширились и потемнели, такой грозовой синевы Лика в глазах девочки Ё еще не видела.
– Но есть и другой путь. – Лика разжала пальцы, и несчастная рука сразу же упала вниз. Упала, качнулась и замерла.
«Как маятник, – машинально отметила Лика. – Как маятник испорченных часов».
И образ этот неожиданно породил волну гнева невероятной силы, которая прошла через ее душу, сжигая по пути весь сор запретов и того, что называется здравым смыслом, разрушая все преграды, сметая все и вся, кроме того единственного, что является самой сутью человеческой личности.