И вот, наконец, появился в сопровождении нескольких ментов высокий мужик средних лет, в очках, с толстой папкой под мышкой. Он сел за стол. И раскрыв папку, стал молча читать. Остальные стояли за его спиной полукругом, и, значит, он был здесь самым главным.
Наконец, мужик поднял глаза, уставился на Быка и сказал:
— Начинайте.
Охранник, который стоял рядом с Быком, подхватил его под руку и поднял на ноги. Прислонил к стене. И отошел на шаг в сторону.
Мелькнула совсем страшная мысль: Бык почему-то решил, что его сейчас будут расстреливать и снимать для кино. Он же видел где-то… в кино… А этот станет читать приговор. Голову заволокло туманом. К горлу подкатила тошнота. Ноги не держали.
— Не шевелись! — грубо рявкнул охранник. — Глаза открой, смотри в камеру!
Он разлепил веки и услышал громкий стрекот работающей кинокамеры, такой громкий, что, казалось, в голове отдается.
— И фото — в фас и профиль, — сказал сидящий за столом мужик.
Отчетливо щелкнуло два раза, и свет в камере стал гаснуть. Стойки с лампами тут же унесли, ушли и все остальные, за исключением троих. Охранник снял с рук Быка наручники и подтолкнул его к стулу у стола. В камере остались Бык и еще трое.
— Ну вот, дело сделано, — спокойно сказал мужик за столом. — Я — следователь по особо важным делам Турецкий Александр Борисович. Прибыл из Москвы, чтобы расследовать тягчайшее уголовное преступление, участником которого явились, по заключению следствия, вы, молодой человек, не желающий назвать себя и своих подельников. Я понимаю ваши чувства: выдавать товарищей вам не позволяет ваша гордость. Охотно верю. Но в таких случаях закон все равно продолжает действовать. Это означает, что отвечать за убийство иностранного дипломата придется обязательно. И виновным суд посчитает вас. Вам и отвечать — по всей строгости закона. Может быть, даже и на пожизненное заключение потянет, как суд решит. А если вы, тем не менее, будете настаивать, что убивали дипломата не вы, а кто-то другой из ваших товарищей, вам придется его назвать. Не хотите — не надо, за все ответите сами. И это будет справедливо. Это первое. Есть вопросы?
Ошарашенный Бык молчал. Он не совсем понимал еще, вернее, совсем не понимал, что происходит, и как это он вдруг должен тащить на себе чужой воз?! Он, который сам еще никого не «замочил», в общих делах участвовал, это было, но сам — ни разу. Влад, наверное, прощал ему за то, что Бык никогда не рассуждал и всегда первым лез в бой. За кулак, который всегда был наготове, и прощал. А теперь чего? За всех — одному?!