Что же еще ей остается? Нинель Петровне столько раз доводилось произносить «Мы с мужем — художники», что она почти уверовала в правоту этой громкой фразы. Но себе она могла признаться с полной откровенностью, что весь ее художнический опыт ограничился экспериментами молодости, и даже если у нее и проявлялись какие-то способности к изобразительному искусству, она давно схоронила их под спудом семейной жизни. Ей было достаточно того, что художник — Коля, что художниками, возможно, со временем станут Кирилл и Ростислав. Она никогда не стремилась конкурировать с мужем, а поэтому, нахватавшись принятых в его среде терминов и словечек, никогда не проявляла желания чему-либо по-настоящему научиться от него. Как будто пребывала в уверенности, что он — вечен. Или, по крайней мере, что он все время будет рядом с ней, что вдвоем они вырастят детей и сойдут рука об руку в могилу в глубокой старости…
«Дура! Какая дура! Ведь были и у тебя способности, тот же Ролка Белоусов признавал. Скромные, но были. Если бы ты была понастойчивее, Коля помог бы тебе стать дизайнером — а куда бы он делся? Дизайнерское дело — золотое дно…»
Нинель Петровна подумала о том, что дизайнерских задатков у нее немало. Хотя бы в области дизайна одежды. По крайней мере, свою чересчур крупную фигуру она драпирует так, что выглядит привлекательнее этих молоденьких куколок Барби. Не посоветоваться ли с Ларисой — вдруг она подыщет ей работу в этой области? Нет, вряд ли. Ишь какая хитренькая, скажут: хочет одним махом добиться всего! В любой профессиональной области на достижение мастерства уходят годы и годы. А она свои годы упустила.
«Почему же упустила? — возразил внутренний голос. — Ты была женой и матерью: таково было твое желание и твое профессиональное устремление. Единственное. В нем ты достигла вершин — как-никак в успехе Николая есть и твоя немалая заслуга. У вас получились хорошие дети. Конечно, благодаря генам, но еще и тому, что ты, мать, постоянно рядом, поддерживаешь, направляешь, развиваешь, проверяешь учебные достижения».
Нинель Петровна досадливо поморщилась — в эту схему достижений не вписывалась Таня, которая никак не могла являться предметом материнской гордости. Но в целом вдове стало легче. Дойдя до предела безнадежности, маятник ее настроения откачнулся в противоположную сторону, и Нинель Петровна вдруг начала думать, что все не так мрачно, как она себе выдумала, что Лариса непременно подыщет для нее подходящее и высокооплачиваемое занятие, а до тех пор они сумеют как-нибудь продержаться. Строй мыслей изменился, хотя основания для них остались те же.