Ирина Радова собиралась на репетицию. И, как всегда, мама не выдержала ее часового стояния перед зеркалом и приступила к традиционной нотации:
— Ты бы хоть сказала, кто он?! — Она с неодобрением посмотрела через спину Ирины на ее отражение в сияющем чистотой стекле трельяжа. — В конце концов, у меня опыт, почему ты всегда пренебрегаешь моими советами? Почему?! Тебе уже двадцать семь, замуж пора! А кто, как не мать, может поделиться с дочерью своим опытом?..
Радова вздохнула, поправила упрямый локон, выбившийся из прически, и промолчала. Не потому, что ей нечего было ответить Галине Викторовне, пережившей четыре брака и столько же разводов, а потому, что напомнить матери о ее «опыте» — значило вступить в длинную и бесполезную дискуссию из тех, которые та так обожала.
Не дождавшись от дочери ни слова, Галина Викторовна еще раз бросила на ее отражение возмущенный взгляд и, напомнив Ирине, что в ее возрасте уже была матерью (родила она во втором браке), вышла из комнаты, хлопнув дверью.
Девушка вздохнула, еще раз глянула в зеркало и грустно покачала головой. Если бы мать знала, кто «он», она бы окончательно предала ее анафеме за то, что дочь ее такая глупая, позволила себе в таком вот, почти стародевическом возрасте абсолютно безнадежную влюбленность.
— Кто — он и кто — ты?.. — прошептала Ирина и потянулась за сумочкой: пора было отправляться на репетицию. Что касается «его», то для Строганова она всегда была, есть и будет не более чем колоратурным сопрано… Пусть редким по диапазону, с великолепной серебряной окраской и удивительными обертонами в низах… Пусть! Но — не более того! И пора, в конце концов, образумиться, взять себя в руки, перестать пялиться на него так, что половина артистов фыркает ей вслед, а самому Юрию и в голову не приходит (и никогда не придет!), что смотрит она на него так вовсе не потому, что восхищается его талантом… То есть конечно же восхищается! Но не только талантом…
Радова посмотрела на маленькие золотые часики, украшавшие ее запястье, и заторопилась. За ее невеселыми размышлениями время промчалось незаметно, теперь придется брать такси.
Машину Ирина поймала сразу, но вот чего она не учла — так это пробки: забыла, поскольку авто пользовалась редко. А в итоге, когда добралась до ДК, машина самого Строганова уже стояла там. «Опоздала! — расстроенная девушка чуть ли не пулей помчалась к входу в ДК. — А ведь сегодня будут распределять партии „Богемы“… Вот идиотка!..» Последнее, чего бы ей хотелось, — получить замечание от Строганова…
К счастью, Юрий был, видимо, в неплохом настроении, потому что, как только Ирина появилась в дверях комнаты, в которой они обычно обсуждали очередной спектакль или составляли программы антреприз и гастрольных поездок, он, прервавшись на полуслове, повернулся и… вместо того, чтобы сделать замечание, улыбнулся девушке какой-то странной улыбкой, одновременно окинув ее с головы до ног быстрым взглядом.