Робкий рассвет в этот момент просочился сквозь легкие золотистые портьеры совсем в другую спальню, находившуюся в новом доме — неподалеку от «Дома оперы».
Ирочка Радова осторожно, чтобы не разбудить Юрия, села в просторной чужой постели, аккуратно выскользнув из его руки, ласково обнимавшей девушку.
«Вот и все… — горько подумала она. — Вот и все… Тебя отблагодарили за твой якобы „героический“ поступок, будь счастлива и этим. По крайней мере, теперь есть что вспомнить…» На ее глаза сами по себе навернулись слезы.
…Поначалу она влюбилась, разумеется, в его голос. Могла слушать записи русской зарубежной звезды часами, пытаясь представить, какое у него в жизни лицо. Было это давным-давно, еще на первом курсе консерватории… Нет, вранье, на третьем!.. Это ей сейчас кажется, что влюбилась в него чуть ли не с детства.
Потом ей попала в руки наконец-то видеозапись его концерта — хранится у нее до сих пор. Запись сделана в каком-то огромном зале, который Радова, к своему стыду, так и не опознала до сих пор. И она влюбилась уже по-настоящему, не в безликий голос, а в живого человека, умопомрачительно талантливого и столь же недосягаемого: так лет в шестнадцать влюбляются в киноактеров глупые девчонки… Но Радовой было уже далеко не шестнадцать, и этого своего ощущения она стыдилась остро и болезненно.
Помнится, она не поверила своим ушам, едва не задохнулась от потрясения, когда сразу после выпуска к ней подошел Марк Иосифович Розингер — Ирина немного знала его: все его знали, потому что Розингер работал в известном театре, куда попасть даже в качестве стажера было большой честью, особенно для начинающей певицы. Она тогда подумала, что именно такое везение на нее и свалилось, когда Марк Иосифович остановил ее возле зала, где еще шел экзамен, и сказал, что у него имеется для Радовой «небольшое предложение».
Ирина вспомнила, как радостно забилось ее сердце: она понравилась Розингеру! Как здорово, что он сидел в комиссии!.. А потом он озвучил свое предложение, и Иринино сердце, воспринявшее сказанное раньше, чем слух, кажется, и вовсе остановилось.
— Вы пока подумайте, — вежливо сказал Марк Иосифович, — время еще есть. Если решитесь — вот мой телефон. Но предупреждаю сразу, что Юрий Валерьевич, прежде чем будет принято окончательное решение, непременно захочет прослушать всех солистов сам.
Розингер не успел попрощаться и уйти, как из Радовой, сумевшей наконец перевести дыхание, само по себе вылетело: «Я согласна!..» И она по сей момент не может без дрожи вспоминать то самое прослушивание, на котором впервые в жизни увидела Строганова, впервые пела в его присутствии. Как именно пела — тоже не помнит.