— К сожалению, больше половины артистов на гастролях…
— Не думаю, что вас это должно особо огорчать, — покачала головой Голдина. — Из основного состава уехали всего двое, остальные — второй состав, дублеры. Люди со стороны, вряд ли им вообще о наших неприятностях известно все в полном объеме…
— Что ж, спасибо вам, Кира Владимировна!
— Просто Кира! Во Франции отчества не приняты, я должна привыкать! — Она в два глотка выпила свой кофе и покосилась в окно. — Кстати, вот и мой Жанчик прибыл… Простите, мне пора!.. Если понадоблюсь — я в Москве до сентября!
Дождавшись, когда девушка, очаровательно улыбнувшись ему, покинет кафе, Померанцев слегка отодвинул свой стул и с любопытством посмотрел в окно, пристроившись так, чтобы его самого не было видно из-за тяжелой вишневой портьеры. Он с интересом пронаблюдал, как Кира неторопливо двинулась к небольшому светлому «феррари», припаркованному возле кафе.
Едва девушка сделала несколько шагов в сторону машины, как дверца распахнулась и из салона довольно неловко выбрался коротенький лысый толстячок в нежно-голубом легком костюме, угодливо засеменивший навстречу Кире. Красавица-солистка по возрасту явно годилась своему меценату в дочери…
Проследив до конца процесс усаживания «Жанчиком» в машину дамы его сердца, лицо которой ни разу не дрогнуло в улыбке, Померанцев вздохнул и, вернувшись за столик, подозвал официанта.
Настроение у него, несмотря на то что беседа с Кирой оказалась совсем непустой, существенно испортилось.
— И почему лучшие девушки всегда достаются каким-то уродливым козлам? — спросил он у официанта, подошедшего за расчетом.
— Прошу прощения?.. — встревоженно изогнулся тот, очевидно решив, что претензии клиента относятся к названной им сумме.
— Да нет, ничего, это я так — мысли вслух… — пробормотал Померанцев. — Вот деньги, сдачи не надо…
Глава 10 «Дом оперы». Начало
Известную певицу Марию Краеву хоронили на пятый день после ее гибели. Прощание с ней коллег и поклонников состоялось в том самом Доме композиторов, с которым у Юрия было связано начало его стремительной звездной карьеры.
Стоя в ногах гроба единственной женщины, которую он действительно любил, рядом с тихо плачущей Алевтиной Гудковой, Строганов не мог отделаться от ощущения нереальности происходящего. Гудковой, по крупному лицу которой беззвучно текли мелкие слезинки, он завидовал: у него самого слез не было…
Юрий почти неотрывно смотрел в удивительно спокойное, неестественно белое Машино лицо, на полоску с отпустительной молитвой, пересекавшую ее крутой, упрямый лоб, прикрывавшую пулевое отверстие, и не мог поверить, что видит Машу в последний раз. Точно так же, как когда-то, в далеком Милане, не мог поверить, что расстается со своей едва полыхнувшей любовью навсегда… Тогда, в Милане, он был прав…