— Рад. Душевно рад, — гудел он довольным басом. — Гостями будете…
Когда Углов объяснил, зачем они пришли, вокруг Виталия началась суматоха.
В конце концов отмытый и выбритый, в чистой рубашке, отутюженных брюках и до блеска начищенных ботинках, раскрасневшийся от смущения, он вышел на улицу вслед за Угловым.
Подбежавший к ним уже знакомый Витька, захлёбываясь, сообщил, что приезжали две машины с собакой. И «газик» на буксире приволокли. Мотор у него целый, но дяденька говорил, что сел аккумулятор. А потом все в город уехали, а одна машина стоит у чайной.
Пришлось сначала идти туда.
Солнце уже перевалило за полдень, когда Виталий и Углов подошли наконец к дому Анашина.
Хозяина на месте не оказалось.
— В город уехал, — сказала его жена, высокая, бледная женщина с суровым лицом. — Дома-то у него занятиев нет.
— Что ж брат-то не приехал? — спросил Углов.
— Да уж третье воскресенье в городе гуляют, — сердито ответила женщина, вытирая об фартук мокрые руки.
— Дозвольте зайти, поговорить, — сказал Углов.
— Милости просим. На стол только подать нечего. С моим обормотом только бы с голоду не подохнуть.
— Знаем, Пелагея Федоровна, знаем, — вздохнул Углов, проходя в избу.
На выскобленном полу лежали грубые пёстрые дорожки. Давно не белённая печь с ржавыми затеками и плохо пригнанной вьюшкой выходила сразу в обе комнаты, разделённые дощатой перегородкой. На стене в большой, потрескавшейся раме с осколком стекла в углу рядами были засунуты фотографии. Разные люди, то группами, то в одиночку, смотрели оттуда. Многие из фотографий были старыми, пожелтевшими, с отломанными углами. Около окна стоял накрытый клеёнкой стол.
Проходя через большие полутёмные сени, Виталий заметил сваленные в углу удочки, старые верши, садки и прислонённые к стене весла. А в комнате у печи висел чёрный дождевик и стояли высокие рыбацкие сапоги.
На подоконнике была навалена всякая рыболовная снасть: различные крючки, грузила, перепутанные клубки лески, блесна.
Хозяйка обмахнула фартуком два стула возле стола и сказала:
— Сидайте, пожалуйста.
— Хозяин-то у вас рыбачит? — спросил Виталий.
— Когда трезвый, — хмуро ответила женщина. — Да больше Егорка этим занимается. Братан его.
— Один?
— Привозит с собой. Кого пить, кого рыбачить.
— Кого же рыбачить?
— Хороший человек приезжал. Видный такой. Уж Егорка вокруг него вьюном ходил. Начальник его, что ли. Не разобрала я. Ну да перестал чтой-то. Уже с месяц, как не был. Небось понял, что братцы — труха, а не люди, — и, вздохнув, добавила: — Егорка-то судимый у нас.
— А кто же приезжал, звать-то как? — осторожно спросил Виталий.