Майкл опоздал. Лидия Николаевна беседовала с неуморимым героем театрального сопротивления, канючившим у нее деньги на постановку «Конармии». Кони предполагались настоящие. Попрошайничал он с той же изящной настырностью, с какой прежде выцарапывал в ЦК свои премии и награды.
— Ли! — позвал Эдуард Викторович. — Можно тебя на минуту?
Она с облегчением покинула живую легенду и подошла к мужу. Рядом с ним стояли знаменитый зодчий, усеявший Москву этажерчатым новостроем, и высокий темноволосый незнакомец, одетый, как и все, в смокинг. Но если архитектор напоминал сдувшийся дирижабль в морщинистой черной оболочке, к которому для смеха прилепили галстук-бабочку, то на незнакомце костюм сидел так, словно мама в младенчестве надевала на него не распашонки, а крошечные детские смокинги.
— Ли, познакомься! Это Майкл Старк — мой новый компаньон.
— Лидия, — она протянула ему руку.
— Майкл, — ответил он и обнажил крупные белые зубы дамского хищника. — Можно просто Миша.
Старк преподнес ей совсем небольшой букет, составленный из безумно дорогих тропических цветов. Эдуарду Викторовичу он, как выяснилось, подарил весьма пикантный рисунок Бердслея. Его-то как раз и рассматривал, вздыхая, зодчий, известный не только затейливой пространственной изобретательностью, но и чудовищной скупостью.
— Вы хорошо говорите по-русски, — заметила она, отнимая руку.
— Я русский. Родители уехали из России, когда мне было пять лет. И тогда меня звали Мишей Старковым. Я сын Романа Старкова. Помните?
— Нет, не помню…
— Ну, как же! Знаменитая бессрочная сухая голодовка правозащитников на Красной площади в семьдесят четвертом, — разъяснил присоединившийся к ним режиссер и, завладев ухом Эдуарда Викторовича, увлек миллионера в уголок, где принялся расписывать эскадрон конармейцев, который будет гарцевать по зрительному залу.
Архитектор подозвал пробегавшего мимо постмодерниста, и они заспорили о том, сколько может стоить бердслеевский рисунок.
Лидия Николаевна и Майкл остались вдвоем.
— И как долго длилась голодовка? — полюбопытствовала она.
— Пять минут, — улыбнулся Майкл. — Отца отправили в психушку. А через год обменяли на советского шпиона.
— Зачем же вы вернулись?
— Как зачем? Делать деньги.
— А в Америке разве нельзя делать деньги?
— Можно. Но там все делают деньги. Конкуренция…
— А в России нет конкуренции?
— Нет.
— Почему?
— Потому что в России нет бизнеса. Только нажива. Вы, кажется, актриса?
— Да, была актрисой. Теперь просто жена.
— Вы не можете быть просто женой.
— Почему же?
— Вы для этого слишком красивы! — говоря это, Старков смотрел на нее с таким откровенным вожделением, что Лидия Николаевна смутилась.