— Знаешь анекдот, Каха?
— Чего?
— Один ханыга забрел в Эрмитаж за девочкой.
Смотрит, кругом одни мужики. Сунулся к одному, к другому: братцы, где, дескать, телушку снять? Ну ему накостыляли. Отлежался, спрашивает: за что, братцы?
Ему отвечают: ты в наш садик не ходи! Смешно, да?
Каха, отдышавшись, незаметно приладил нож для броска.
— Не стоит, — предупредил Сергей Петрович. — Пулька быстрее долетит.
Каха не поверил, метнул нож. Целил в точку под бинтами, а попал в "молоко". Русачок не соврал: пуля на взмахе ожгла кисть. Каха пошевелил пальцами: ничего, действуют, нервы не перебиты. Слизнул, высосал горькую кровь жадным ртом. Сердце окатила такая тоска, как на похоронах любимого родича. Смерил взглядом расстояние: нет, не достать. Пока начнешь подниматься... Процедил сквозь зубы:
— Что ж, добивай Каху Эквадора. Повезло тебе, гаденыш.
— Зачем? — удивился тот. — Зачем добивать? Ты мне зла не сделал. Убить хотел, работа у тебя такая. Всяк по-своему деньгу гребет.
— И что дальше?
— Ничего. Лезь обратно в окно. Считай, первая попытка сорвалась.
Каха понял, везунчик решил с ним поиграться, погонять как мышку. Ничего предосудительного в такой забаве Каха не находил: сам любил иной раз оттянуться, наблюдая за смешными потугами приговоренной жертвы. Одного не учла перебинтованная, лыбящаяся сволочь: для воина-пророка собственная жизнь сущий пустяк, о котором не стоит говорить всерьез.
— Правда отпустишь, парень? — деланно обрадовался Каха.
— Здесь что ли тебя держать? Кровать-то одна.
Каха осторожно поднялся на ноги, бочком двинулся к окну, изображая крайний испуг и недоверие. Русачок подбодрил:
— Смелее, Каха. Никто тебя не тронет.
Повернувшись спиной, предполагая, что русский ослабил внимание, Каха исполнил коронный акробатический номер. Падая на спину, сильно оттолкнулся пятками и в изящном сальто перемахнул комнату. Надеялся, что русский не успеет выстрелить больше одного раза, но тот вообще не стал стрелять, рубанул рукояткой по голове. В последний момент Каха дернулся в сторону, и вся мощь удара обрушилась на плечо. Хрустнула ключица, но левой рукой Каха успел зацепить врага за шею. Оба повалились на пол в судорожном клинче. Каха не сомневался, что придушит мерзавца.
Обман кончился, справедливость восторжествовала. В каждой руке у него было заложено по кузнечному прессу. Не торопясь, с наслаждением он усиливал нажим, готовясь свернуть собаке позвонки. Чувствовал, как оседает, мякнет под его весом крупное тело врага.
Выдавливал из него жизнь по капле. Знакомая, обыденная работа.
Майор вовсе не собирался помирать. Расслабясь, внимательно следил за сокращением охватившей шею руки-удавки. Мешала сосредоточиться открывшаяся рана в боку, пославшая в мозг жгучий импульс боли. Но это было преодолимо. Бывало, нарывался и похуже.