— Это мусора сотворили! — вдруг убежденно заявил Плохиш. — Гляди их тут сколько. И всем денег надо. У них прямо на рожах написано.
— Ты тоже не похож на филантропа, — сказал я.
— На кого не похож? — подозрительно нахмурился Плохиш. Его редкие рыжие волосы встопорщились. — А мри чем тут вообще я? Вечно на меня стрелки переводят! Я, что ль, это подстроил? Точно говорю, мусора! Они всегда так делают. Под шумок устроят пакость, стравят пацанов. Потом начинается война, они и тех и других хватают — и в каталажку. А сами чужих коммерсантов прикручивают. А закроют-то, между прочим, нас с Саней! Мы вечно у мусоров крайние.
С полгода назад Плохиша неделю продержали в камере по жалобе обобранного им уличного торговца. Плохиш откупился и с тех пор считал себя бывалым уголовником.
— Может, конечно, и мусора, — непоследовательно согласился Пономарь. — Хотя я больше грешу не на них.
Пономарь врал. И врал неубедительно. Шпана на него бы не полезла, не ее масштаб. Что же касается ментов, то их он прикормил еще в дни своей торгашеской юности.
За нападением на его офис явно крылось что-то другое, и он точно знал что. И еще он был очень напуган. Что было ему вовсе не свойственно и что он всеми силами пытался скрыть. В глазах губернского бизнеса и криминала ему, во что бы то ни стало, нужно было сохранить лицо. Поэтому он и топтался здесь, вместо того, чтобы отсиживаться на Кипре, где у него, как, впрочем, и у Плохиша, был свой дом.
Я видел, что правды я от него не добьюсь, и сменил тему, поинтересовавшись, нравится ли ему праздник.
— Хороший праздник, — сдержанно ответил Пономарь. — Молодцы ребята. Поднялись. Знают, с кем дружить. Не то что мы.
А это уже был скрытый упрек нам, которые упорно не давали ни Пономарю, ни Плохишу квоты на нефть, хотя они постоянно просили.
— Да уж, — завистливо подхватил Плохиш. — А тут бьешься как рыба об лед и, кроме тюрьмы, ничего не видишь. — Он обиженно развел руками с короткими толстыми пальцами, на которых сверкали бриллиантовые кольца. — Вы бы хоть с Храповицким что-нибудь подкинули, а то помрем скоро с голоду.
— Это ты с голодухи так опух? — поинтересовался я, ткнув Плохиша пальцем в круглый живот.
Если Плохиш и обиделся, то предпочел этого не показывать. Кстати, Пономарь тоже носил кольцо с огромным бриллиантом на безымянном пальце. Но в отличие от Плохиша в официальных учреждениях поворачивал его камнем внутрь, чтобы оно походило на обручальное.
— А помнишь, Сань, — уважительно обнял Плохиш Пономаря. — Как мы Ефима в багажнике возили? Он тогда со своими грибами носился, а нам денег за крышу не платил.