Следующим утром господин надел соответствующие своему статусу одежды. Нас ждали кони и четверо или пятеро вассалов. Они, улыбаясь, переглянулись, когда обнаружили, что мне ничего не известно о лошадях, и удивились приказу господина Отори посадить меня на коня вместе с одним из них, хотя, конечно, не посмели сказать ничего против. По пути они пытались разговорить меня – спрашивали, откуда я, как меня зовут, – но я не произнес ни слова, и они сочли меня сначала идиотом, а потом глухим.
Мне не очень хотелось трусить на коне. Единственный конь, к которому я до этого близко подступался, принадлежал Йоде, и мне казалось, что любая лошадь будет обижена на меня за боль, которую я причинил ему. Я не переставал думать, чем займусь, когда прибуду в Хаги. Скорей всего, стану каким-нибудь слугой в саду или на конюшне. Оказалось, что у господина Отори иные планы.
После обеда третьего дня странствия, ведя отсчет с ночи, проведенной на краю Егахары, мы подъехали к Хаги, городу-замку Отори. Он возвышался на острове, омываемом морем и двумя реками. С землей город соединялся самым длинным каменным мостом, какой я когда-либо видел. Через его четыре арки мчался отлив, ударяясь о безукоризненно выточенные камни. Я подумал, что этот мост сотворил некий маг, и когда кони ступили на него, невольно зажмурился. Рев реки грохотом отдавался в ушах, но сквозь него я слышал что-то еще – нечто голосило так, что по коже пошла дрожь.
На середине моста господин Отори позвал меня. Я соскользнул с коня и подошел к нему. Там, где он стоял, из парапета выступал огромный валун с высеченными на нем иероглифами.
– Ты умеешь, читать, Такео? Я покачал головой.
– Не повезло тебе. Придется научиться! – рассмеялся он. – Боюсь, твоему учителю нелегко с тобой придется! Еще пожалеешь, что оставил свою дикарскую жизнь в горах.
Он прочел для меня:
– Клан Отори приветствует справедливых и преданных. Остерегайтесь, несправедливые и неверные.
Под иероглифами находился герб с изображением цапли.
До конца моста я шагал рядом с конем господина Отори.
– Они захоронили каменщика под валуном живьем, – невзначай сказал господин Отори, – чтобы он не смог возвести мост, сравнимый с этим, и вечно охранял свое творение. Ночью слышно, как его дух разговаривает с морем.
Не только ночью. Мне стало не по себе при мысли о печальном призраке, замурованном в своей прекрасной работе, но тут мы вошли в город, и голоса живых затмили мертвых.
Хаги был первым крупным городом, который я видел. Он казался огромным и тем самым выводил из равновесия. Голова звенела от шума: криков уличных торговцев, щелканья ткацких станков из окон узких домов, резких ударов каменщиков, рычания пилы и других звуков, которых я не узнал, потому что никогда ранее не слышал. На одной из улиц сидели гончары, в нос ударил запах глины. Я впервые услышал скрежет крутящегося гончарного колеса, гул топки. Сквозь них пробивалась болтовня, крики, смех и ругань людей, как и меж запахов неумолимо проступал смрад от их тел.