Кто-то из коллег Марии припомнил, что однажды на какой-то вечеринке она бахвалилась, будто немалые деньги в какую-то «ясновидящую» вложила, чтобы присушить Толчева к себе. И не просто присушить, а чтобы он с женой своей развелся да детей своих бросил. Кто-то из женщин пристыдил ее тогда, однако она только фыркнула в ответ, заявив прилюдно, что это только москвичам паскудным, которым, только потому, что они, козлы, имели счастье родиться в российской столице, само все в руки идет, а им, тем, которые несут на себе клеймо лимитчика, приходится драться за каждую пядь московской земли. И то, что она осчастливит собой еще одного лысеющего пердуна...
Короче, мичуринский лозунг. Нельзя ждать милостей от природы, взять ее – вот наша задача. В данном случае жизненная установка Дзюбы. В редакции ее почему-то никто не помнил как Толчеву, а знали как Дзюбу.
И в то же время Мария вроде бы малость остепенилась, когда вышла замуж за Толчева. Видимо, боялась сорваться в откровенный загул, что было бы чревато для нее серьезными последствиями. И врагов своих боялась, и подружек, которые были бы рады сдать ее со всеми потрохами новоиспеченному муженьку. Здесь и зависть была, и ненависть к более удачливой «лимите», которая буром перла к намеченной цели и уже почти достигла ее. По понедельникам наезжая в Чехов (как только Мария вышла замуж, редактор, видимо по просьбе Толчева и его московских друзей, возвел ее в ранг собкора, освещающего культурную жизнь российской столицы), Мария хвасталась, что уже считается едва ли не своей в столичном бомонде, и еще немного...
О ее дальнейших планах покорения российской столицы можно было только догадываться.
Казалось бы, остепенилась малость бабенка, чтобы выйти на новый, более качественный виток, однако не тут-то было. Ее коллеги по работе рассказывали, что, как только Мария появлялась в редакции, она тут же бросалась к телефону и начинала упорно дозваниваться кому-то из своих мужиков. Но его, видимо, частенько не бывало дома, Мария начинала злиться и время от времени крутила телефонный диск до тех пор, пока там, куда она звонила, не снимали трубку.
«А почему вы думаете, что она звонила именно по домашнему телефону?» – заинтересовавшись неуловимым абонентом Марии Толчевой, спросил Агеев.
«Ну а как же иначе! – тут же просветила его молоденькая журналисточка. Ей, по всей видимости, не давали покоя любовные похождения Марии, которая вроде бы как и годами постарше была, к тому же считалась замужней женщиной, а вот поди ж ты... Успехом у мужиков пользовалась таким, что только ахнуть да позавидовать можно было. – Она, Марийка наша, когда дозванивалась до него, то всегда спрашивала: „Ты сейчас дома? Хорошо. А где до этого пропадал?..“