— Читай, что там? — попросил Мазурук.
— «Борт самолета СССР-Н-169 тчк Пурга зпт ураганный ветер тридцать тридцать пять зпт видимость ноль тчк температура минус двадцать семь зпт давление 703 тчк дайте ваше место тчк слушаю первые десять минут каждого часа НЗ», — прочитал радиограмму бортрадист, — Хотел бы я знать, — добавил он, — куда бы это мы пошли от Кожевникова с остатком горючего на тридцать минут. Так что стоит поблагодарить сопку, вставшую на нашем. пути…
Всю ночь выл и стонал ветер, забивая штурманскую мельчайшей снежной пылью, проникающей даже под стекла приборов. Температура в самолете была такой же, как и за тонкими стенками из дюраля. За ночь мы дважды запускали моторы, которые были наглухо обтянуты специальными теплыми чехлами. Конструкция этих чехлов позволяла, не снимая их с гондол, прогревать двигатели специальными бензиновыми лампами.
В грузовом отсеке, побелевшем от плотного мохнатого инея, тесно прижавшись друг к другу, в меховых спальных мешках вповалку спали пассажиры и свободные от вахты члены экипажа.
Нам с командиром было не до сна.
— С какой точностью можно определить высоту «открытой» нами горы? спросил меня Мазурук.
— Если принять во внимание все доступные в наших условиях поправки, помедлив, ответил я, — то думаю, что гора не выше 500 метров.
— Будь она выше, — не без иронии отметил командир, — тебе, штурман, не пришлось бы тогда ломать над этим вопросом голову.
…Один за другим стали просыпаться пассажиры. Выскакивая из машины, они тут же возвращались обратно, зябко кутаясь в свои меховые одежды и кляня погоду.
Сообщение о вынужденной посадке и условиях ее осуществления они восприняли своеобразно. Нависшую было вначале тишину нарушил голос пилота Попова:
— Командир, а вы, оказывается, не только мастер слепого полета, но и заправский юморист. Сообщая заведомую «сказку», даже не улыбнетесь!
Раздался дружный хохот, но его внезапно прорезал крик бортрадиста:
— Штурман, солнце!
Все бросились к выходу.
И то, что мы увидели, буквально ошеломило.
Впереди, по носу самолета, далеко внизу змеилась река, путь которой отмечался группами редких деревьев. А за хвостом машины, метрах в шестистах, откуда тянулся припорошенный лыжный след, как грозные стражи, высились два коричневых базальтовых кекура высотой метров по двадцать. Лыжный след вел к самолету прямо от скал, а чуть ближе из-под снега торчала одинокая чахлая лиственница…
Вадим Падалко крепко схватил меня за руку:
— Понял?
— Это… деревце мы с командиром заметили перед самой посадкой.
— Не деревце — кекуры! Самолет-то прошел между ними!