Примерно об этом размышлял Волошко, топая по пыльным дорогам из Чернигова - на север, к Москве. Шел, глядя на звезды, - романи, царь дороги, - шел и по привычке развешивал по росистым кустам зеленые с синим пучки-веночки.
Волошко родился между Полтавой и Сумами, жил - по дороге из Сум в Полтаву. Он жизнь свою и вспоминал так: сестра родилась - когда шли из Овруча в Коростень, вторая сестра - на пути из Козельца в Косовку...
Желтые тополя свечками тянулись к небу, и синие волошки колыхались по краям дороги. Гаркали в колосьях коростели, а в рощах бродили маленькие птички вроде голубей, только не серые, а рыжие с розовым.
Время от времени спрыгивал кто-нибудь с повозки, срывал четыре волошка, жгутиком сворачивал, сверху делал колечко, затягивал, хвостик вытянув, и вешал на ветку у дороги или просто клал на обочину. И тем, кто понимает, было ясно: здесь прошли цыгане.
Пучки-патераны вязал обычно он: маленький, дробненький, в чем душа держится. Семнадцати лет не дашь и в базарный день. Пел хорошо - вот это верно, а больше ни на что особенно не годился.
Пел, плясал, следил, чтобы женщины приносили из города положенное количество добычи. Немножко качал мехи, немножко торговал, немножко воровал: в Сагайдаке люди не умней, чем в Миргороде.
Волошко никогда никому не задавал вопросов - ждал, когда сами все выложат. Никогда не рассказывал ни одной душе, что собирается делать через минуту, через месяц, через год, а еще дальше и сам не задумывался.
На второе лето после революции воровать стало нечего. Да и не у кого особенно. Но, в общем-то, ремесло и умение обманывать все равно требовались, как требуются всегда.
Что цыгану война, зачем революция?
Только степной пожар ему по-настоящему страшен.
Степному огню не молятся, со степным огнем не воюют - от него бегут, насколько хватит ног, копыт, колес.
Волошко в ту пору был по делам своим неправедным в Конотопе. Воротясь с относительным прибытком, вместо степи увидел горелую корку. И птиц не было. И людей.
Припятский табор пользовался не меньшей и не большей любовью окрестных жителей, чем какой угодно другой. Некоторых ромба нанимали кузнецами да слесарями в деревни, на хутора, даже в железнодорожные мастерские. А кого-то, как водится, радостно встречали с дрекольем.
Но весь табор не запинаешь, и в город не сманишь, и далеко не выгонишь. Куда ушли, где искать? Патераны волошковые сгорели, а от Льгова до Львова места много, обыщешься.
...Ай, Волошко, хоть бы себе не врал. Все можно было узнать - от прочих таборов, у других обобранных скотовладельцев, у неба, у дороги.