— Это на горе?
— Ну да, на горе. Им там и посещения разрешают, и сами они могут выходить, если случится надобность. Только не очень-то они стремятся… выходить. Вот и Юра тоже… Он ведь долгое время послушником был, а монахом только недавно сделался и с тех пор ни разу глаз домой не казал. Говорю ему, хоть пришел бы когда мать повидать, а он все «потом» да «потом».
— А как он вообще решился в монастырь-то уйти?
— Да как решился… так как-то постепенно и решился. Сначала ходил в церквушку эту… там, возле монастыря стоит, потом начал там чего-то помогать им, то ли в службах, то ли где. Ну а потом стал послушником.
— Неужели, кроме монастыря, его ничто не интересовало? Ведь совсем молодой парень.
— Не знаю… я ему тоже говорила. А он мне: «Тот, кто побывал там, где лучше, не пойдет туда, где хуже».
— То есть в монастыре лучше?
— Ну, по его выходит, что так. Больно уж он сначала за девочкой этой переживал, за Олей. А она, видать, не больно-то к нему… ну вот… тосковать начал, задумываться. А потом сестра у меня умерла, двоюродная. А она к этим церковным делам тоже до того уж была приверженная… ну вот. И отпевали ее в храме. А мой Юра после этого сам стал на службы ходить. Ну и так вот постепенно и пошло, сначала службы, потом в послушанье пошел, потом…
Да, почва для созревания злодейских замыслов была здесь, прямо скажем, небогатая. Скромный Юра-однолюб вряд ли способен замыслить убийство.
— Так вы говорите, что когда он стал на службы ходить, то по Оле уже не так тосковал?
— Ну, уж этого я не знаю. Он парень закрытый, я уже говорила. Все в себе. Но с того времени, кажется, стал поспокойнее. Не такой грустный стал ходить, начал хоть улыбаться иногда. А то совсем прямо…
— А теперь, когда монахом сделался, то и дома ни разу не появлялся?
— Ну да.
— А давно его… ну, как это… в монахи приняли?
— Да уж больше месяца будет.
— Так, значит, на вечеринку приглашать его бесполезно?
— Да уж.
— Ну что ж, так Ольге и передам. Жаль, конечно, но что тут поделаешь… Извините, что побеспокоила вас.
— Ничего.
Распрощавшись с матерью Юрия Фролова, я медленно спускалась по лестнице, обдумывая только что полученные сведения.
Вся обстановка старой «хрущевки» на четвертом этаже, рассказ женщины в ситцевом халате, да и сам вид ее говорили против того, что здесь может созреть какой-то коварный замысел. Фролов слишком слаб для этого — при первом же столкновении с жизненной проблемой он ушел в монастырь, отказался от активных действий, даже не сделав попытки завоевать Ольгу… Кроме того, срок, в течение которого Юра, по словам матери, не показывался дома, а следовательно, не покидал стен монастыря, свидетельствовал о его алиби. Ведь покушения начались три недели назад, а Юры не было дома больше месяца.