К вечеру холодный ветер со стороны моря немного разогнал тучи, и в разрывы между ними выглянула желтая луна. Ее цвет отчего-то казался нездоровым, болезненным, словно зараженным какой-то зловещей отравой. Редкие северные звезды смотрели на землю холодно, враждебно. Ветер гнал по земле поземку, свивающуюся в причудливые белые фигуры, – будь прочая природа хоть немного приветливее, это показалось бы красивым, но так тоже отчего-то производило угнетающее впечатление.
Немногим людям, остававшимся еще в это позднее время на территории магаданского кладбища, без того мерзкая погода казалась в два раза хуже. Вроде бы ничего удивительного, все же кладбище есть кладбище, что же ему, улучшать людям настроение, что ли? Однако бывает по-всякому. Бывают кладбища – особенно старые, – которые настраивают людей на умиротворенный, философский лад, заставляют забыть обо всем мелком, сиюминутном и вспомнить о вещах по-настоящему важных. Каждая могила, крест, оградка, памятник на таких кладбищах особенные, индивидуальные, не похожие на другие, соседние. А если в ограде деревце какое растет, то и совсем хорошо, чувствуется, что те, кто здесь лежит, умерли, но жизнь продолжается.
Но магаданское городское кладбище было не из таких. Оно было новым и имело совершенно однообразный вид: четкая, словно по линейке вычерченная, планировка, никаких роскошных, вычурных или хотя бы просто необычных памятников – тех, кто их удостаивался, хоронили не здесь. Даже оградки вокруг могил были редки. Попробуй загони их на нужную глубину, чтобы не перекосило при весеннем оттаивании верхних слоев почвы, которые скользят по вечной мерзлоте. И, конечно, никаких деревьев. Откуда им взяться на таком далеком севере? Редко-редко попадался между могилами куст-другой кедрового стланика, прижавшегося к земле в тщетной попытке защититься от лютого зимнего холода. На таком кладбище невозможно было даже представить себе какое-нибудь старомодное привидение – в традиционном белом балахоне с прорезями для горящих глаз. Зато о какой-нибудь атомной войне было вспомнить очень легко – особенно в непогожий день, когда горизонт приближался и казалось, что кладбище простерлось на весь мир, не оставив места ничему другому.