Особенности национальной милиции (Серегин) - страница 15

Состояние было как с похмелья, разве что желудок не болел и во рту не так гадко. Ганга тяжело поднялся и на автопилоте порулил в неопределенном направлении, постоянно спотыкаясь, не отдавая себе отчета в том, куда он идет и почему несознательно покидает своих друзей, беззащитно распростершихся на тротуаре. Он помнил только одно: нужно спасти какую-то женщину, зачем-то сделать широкий жест.

– Красавчик, мимо не проходи. Ого, какой ты веселый.

И черный. Валютный, что ли? Продолжить праздник не желаешь?

Потребовалось усилие, чтобы поднять взгляд от земли и посмотреть вперед. Перед Федей стояла молодящаяся женщина в униформе труженицы древнейшей профессии: чулки сеточкой, короткая красная юбка и чрезмерно открытая давно опавшая грудь. Федор проморгался, с натугой соображая, что он, собственно, хочет.

– Вас спасать надо? – напрямик спросил Ганга, замечая, что перед глазами стали прыгать как ненормальные желтые и ультрафиолетовые круги.

– Это уж как тебе понравится, – многообещающе прищурив глазки в улыбке, сказала работница ночной смены. – Можно и со спасением, наручники у меня есть.

– Тогда я тебя спасу, – заявил Федя. И больше он ничего не помнил.

3

Утро в Высшей школе милиции началось для капитана Мочилова с головной боли. Он проверял написанные вчера контрольные и ужасался.

По совершенно непонятной причине лучший курс на поверку оказался абсолютно неподкованным с теоретической точки зрения. У повидавшего всякое на своем веку капитана слезы наворачивались при прочтении особо талантливых сочинений, а месячный запас валерьянки неумолимо таял. Из всего, что сдали ему курсанты, выходило, что лучшим в группе является Пешкодралов, парень старательный, но известный тугодум, еле набирающий необходимое количество удовлетворительных оценок, чтобы кое-как переползать на другой курс.

Мочилов рассеянно окунул платок в графин с цветами и протер разболевшийся лоб. В учительской никого не было. Все ушли на занятия, а капитан никак не мог решиться последовать их примеру. У него как раз должно было начаться занятие в своей группе. Что он им скажет?

Что назначает старшим Пешкодралова? Это же курам на смех. На кафедру, четко печатая шаг, решительно вошла лейтенант Костоломова, габаритами своими ничуть не уступающая высокому, атлетически сложенному Ганге, а волей и умением здраво мыслить самому полковнику Подтяжкину. У нее первая пара была свободна, отчего она и оказалась в этот час в учительской.

Костоломова недоуменно остановилась напротив Мочилова, являвшего собой достаточно жалкое зрелище. По столу, за которым он сидел, в живописном беспорядке были разбросаны листы, на которых капитан во время раздумий изобразил гелевой ручкой танки, самолетики, бронетранспортеры и зенитные установки; все это искусство было порядком подмочено расплескавшейся водой из графина, в котором еле выживали последние переломанные нервной рукой капитана две ромашки. К мокрому лбу приклеился один лепесток, отчего Мочилов смахивал на мудрого ламу. Костоломова внимательно оценила новый имидж коллеги.