Приятное облегчение холодком пробежало по горлу, свалившись где-то в районе живота, и растеклось по внутренностям. Сразу как-то прояснилась голова и желудок ответил довольным урчанием. Глеб Ефимович отхлебнул еще большой глоток и, довольно крякнув, поставил бутылку на место.
Вот теперь можно было оглядеться и понять, чье присутствие так насторожило его.
И опять же Мочилов убедился, что в кабинете никого не было, но зато заметно бросались в глаза некоторые изменения, произошедшие на крайнем, у стены, столе. Все дело в том, что еще сутки назад стол этот никем не был занят. На него сваливалось все, что мешало обитателям кафедры или, по крайней мере, не требовалось им ближайшие месяца три.
Старые и никому не нужные документы, которые даже для отчетности никуда не годились, конспекты занятий, сохранившиеся еще с советских времен, всеми забытый и заброшенный цветок алоэ, доживающий последние часы своей нелегкой жизни, – все это изо дня в день мозолило глаза капитану Мочилову и его коллегам, но убирать этот хлам никому не хотелось, отчего преподаватели давно с тем свыклись, возможно, сроднились, поскольку ни один из них не представлял уже свой кабинет без стола у стенки с его беспорядком.
Но все изменилось в одночасье вчера вечером, когда на кафедру вошел новый коллега, интеллигентного вида молодой человек, и занял пустующее место. Теперь стол нельзя было узнать: он сиял первозданной чистотой, радуя глаз немецкой аккуратностью и вызывая зависть у не вполне опрятного Мочилова. Слова, сказанные юным сослуживцем вчера, всплыли в памяти и повисли в воздухе перед глазами: «Хочется сделать из курсантов настоящих стражей порядка, а для этого любая мелочь важна: от того, насколько ты сам следуешь излагаемым принципам, до правильного питания и здорового сна учащихся». И Мочилов с этим согласился.
Он понял: хотя он, Глеб Ефимович, и воспитал лучший в школе курс, но пока он еще сделал недостаточно, не все, что мог, для своих подопечных.
Например, разве он когда-нибудь интересовался, чем живут его курсанты, какая у каждого обстановка в семье, имеют ли место различного рода фобии, нравится ли им в школе, как они по ночам спят, достаточно ли питательна для них еда, подаваемая в столовой. Ой как много предстоит еще Мочилову узнать, прежде чем выковать достойные кадры для нашей российской милиции.
От нахлынувших чувств вперемежку с мыслями у капитана навернулась на глаза скупая мужская слеза. Он неуклюже смахнул ее широким, пожелтевшим от курева пальцем и решил действовать прямо сейчас. Первым делом Мочилов решил начать с того же, с чего начал молодой, но очень дальновидный сотрудник. Он подошел к своему столу и собрал лепестки ромашек, которыми умывался совсем недавно, сидя за чтением контрольных работ. К этому времени вода на них успела испариться, отчего лепестки намертво присохли к полированной поверхности стола. Пришлось отскабливать их ногтем, а потом легкие, белые частички осторожно сдувать на руку, чтобы выбросить в урну, удачно замаскированную в стенном шкафу. Потом капитан попрятал все бумаги в ящики стола, не забыв аккуратненько сложить их стопками, и решился на акт самопожертвования – влажную обработку. Через пятнадцать минут стол сиял, выказывая ощутимую конкуренцию рабочему месту новенького.