Некоторое время Даша сидела, глядя на исписанный листок в своей руке, потом еще раз перечитала историю. Какая-то догадка мелькнула у нее в голове и уже почти сложилась в слова, но тут громко, назойливо зазвонил телефон. Чертыхнувшись, Даша бросилась искать трубку, которая долго не находилась, но в конце концов обнаружилась в Олесиной комнате.
– Алло, – запыхавшись, выдохнула Даша, совершенно уверенная в том, что звонит Максим.
– Дарья Андреевна? – раздался в трубке уверенный мужской голос, показавшийся Даше знакомым.
– Да, я слушаю.
– Это Глеб Боровицкий. Дарья Андреевна, я хотел бы поговорить с вами. Сегодня в два часа вас устроит?
В первые секунды Даша слегка оторопела, но тут же собралась.
– Я не совсем уверена, что меня вообще устроит встречаться с вами, – медленно произнесла она и почувствовала, что человека на том конце провода ее слова удивили. «Потрясающая самоуверенность! – мелькнуло у нее в голове. – Ведь он даже не сомневался в моем ответе. Интересно, это воспитание Боровицкого или его дети сами по себе получились такие… убежденные в собственной правоте?»
– Дарья Андреевна, я все-таки убедительно прошу вас выбрать время для встречи. – Подумав, Глеб Боровицкий заговорил немного другим тоном: – В моих и в ваших интересах.
«Ну что ж, – подумала Даша, – уже имеется прогресс – он не ставит меня перед фактом, не заявляет, что чего-то хочет, а просит». Но вслух ответила иначе:
– Где вы хотели бы встретиться?
– В «Игуане». Бар находится на…
– Спасибо, я знаю, где находится «Игуана», – перебила его Даша. – Извините, но меня это место не устраивает.
– Почему? – удивился младший Боровицкий.
– Потому что это бар, ориентированный на гомосексуалистов, – объяснила Даша, стараясь удержать смешок. – Я против лиц с нетрадиционной ориентацией ничего не имею, но проводить встречи предпочитаю в более… э-э… традиционных местах. Хотя, если вы настаиваете…
– Нет-нет, не настаиваю, – заторопился Глеб Боровицкий.
– Тогда моя очередь предлагать, – сказала Даша. – «Мой Париж» вас устроит?
– Хорошо, – огласился Боровицкий. – В два часа.
И повесил трубку, не прощаясь.