– Ирина Федотовна, расскажите мне, пожалуйста, все, что знаете, – попросила Даша.
– Да что рассказывать-то? – удивилась Уденич. – Ты и сама все знаешь. Убивают нас здесь, голубушка моя, вот и весь рассказ. Петр Васильевич как про то узнал, так и сел свою книжку писать – хотел преступление века раскрыть. А оно вон как обернулось… Теперь тебе нужно все вместо него закончить. Вот и заканчивай. А я чем смогу помогу. Раз уж эти отродья решили меня до смерти здесь довести, я хоть напоследок одно дело хорошее сделаю.
Позади Даши раздалось покашливание, и ехидный старческий голос произнес:
– Ваше хорошее дело, Ирина Федотовна, вас в медицинском кабинете ждет.
Даша с Уденич вздрогнули и обернулись – прямо за скамейкой, в зарослях золотых шаров стояла Виктория Ильинична Окунева, престарелая балерина, и с нежной улыбкой смотрела на Уденич.
– Ах ты, господи! – захлопотала Уденич. – Мне ж на укол пора, а я и забыла!
– Там Сонечка про вас уже два раза спрашивала, – медовым голосом сообщила Окунева, посматривая на Дашу.
– Бегу, бегу уже…
Ирина Федотовна неловко оторвала от скамейки свое грузное тело и правда почти бегом, переваливаясь с ноги на ногу, заковыляла к пансионату.
– Простите, деточка, я с вами даже не поздоровалась, – мило улыбнулась Виктория Ильинична, покачивая в такт словам белокурой головкой.
На долю секунды Даше показалось, что перед ней стоит ожившая фигурка из часов и что сейчас Окунева, не переставая улыбаться, сделает книксен и под бой часов скроется в тех же зарослях, из которых появилась так неожиданно. Но вместо этого бывшая балерина грациозно присела на краешек скамейки рядом с Дашей, так прямо держа сухощавую спину, что Даша тоже распрямила плечи.
– Виктория Ильинична, простите за нескромный вопрос, а кто были ваши родители? – внезапно спросила она у собиравшейся что-то сказать Окуневой.
– Мои родители? – слегка удивилась та, вздернув тонкие, в ниточку, брови. – Они, к сожалению, были далеки от искусства. Мама всю жизнь преподавала основы кройки и шитья, а отец работал на заводе.
– А ваш муж? – аккуратно спросила Даша.
– Я, деточка моя, не любила связывать себя всяческими узами, – пожала плечами Окунева. – Все-таки в них есть что-то очень мещанское. В моей жизни была большая любовь, но, увы, мой избранник не был свободен. И он так и не смог преодолеть предрассудки.
– Преодолеть предрассудки – значит бросить жену и детей и стать вашим любовником? Или стать им, не бросая жену? – полюбопытствовала Даша, внезапно почувствовав, что ее бросает в дрожь от холодноватой, насквозь фальшивой собеседницы. Как она могла так ошибиться в ней при первой встрече? Или это слова Боровицкого, рассказавшего про сына Окуневой, так подействовали на нее?