Привел он своего гостя в тот самый собачий загон, укрепленный колючей проволокой. Здесь хозяин завел какой-то допотопный движок, работавший то ли на мазуте, то ли на солярке. Помещение осветилось мутно-желтым светом. Лампочек под потолком было много, но прямо на глазах у Славика они перегорали одна за другой, поэтому с каждым мгновением в зале становилось все темнее. От собачьего духа, от вида копошащейся мохнатой массы Славику стало дурно. И он уже во второй раз потерял сознание, когда старик указал ему на какой-то странный мешок, валявшийся на полу перед загородкой из колючей проволоки.
– Вот так мы уничтожаем врагов, – торжествующе проскрипел старик. – Как бешеных собак.
Когда Славик присмотрелся, то обнаружилось, что врагом на этот раз оказался не кто иной, как Боб, который был теперь мертвее мертвого и, кажется, в таком качестве предназначался на корм собакам. Видимо, заблудившись в подземных коридорах, бандит нарвался на «лейтенанта» и схлопотал от него пулю. Старик, впервые за много лет столкнувшийся с настоящим врагом, был на седьмом небе от счастья и намеревался оттянуться по полной программе. В его безумном мозгу рождались мысли, одна безумнее другой. Сообразив все это, Славик мигом хлопнулся в обморок.
Очухавшись во второй раз, Славик получил хорошую оплеуху, еще один урок политграмоты и порцию какого-то вонючего варева с каменной галетой в придачу. Варево он есть не стал, поскольку после первого же глотка его вывернуло наизнанку, а политграмотой заинтересовался. Он быстро уяснил, что, зазубрив несколько диковатых, но несложных формул из лейтенантского лексикона, можно наладить с ним если не контакт, то хотя бы некое подобие контакта. Видимо, учитывая юный возраст нового «врага», старик не спешил отправить Славика в расход, а вознамерился по-своему перевоспитать его. Попугайское повторение Славиком его нехитрых истин обнадеживало «лейтенанта». Он даже сообщил однажды, что планирует в конце концов призвать Славика на военную службу и выдать ему настоящую форму. Просто для этого нужно доказать, что он безоговорочно заслуживает доверия.
Как это сделать, Славик не знал. Вообще-то ему хотелось удрать, но цепь, на которой он был постоянно прикован, и собаки, которые безотлучно его сторожили, заранее ставили крест на этих мечтах. Однако отчаиваться Славик не спешил. Он твердил вслед за стариком здравицы вождю, жрал галеты и просил выдать ему форму. Ему казалось, что вместе с формой он получит свободу. Нельзя же держать на цепи солдата – какой от него тогда толк?