"А сейчас, наверное, село уже освобождено. Как она? Где теперь?.." -подумал он с тревогой и легкой грустью.
Аким стоял у реки и всматривался в ее помутневшие воды, взбаламученные бомбами и снарядами. Вдоль всего берега, насколько охватывал глаз, виднелись грязно-желтые остовы немецких танков. Их было очень много. Такого количества разгромленных немецких машин Аким не видел со времен Сталинграда. Как стадо слонов, пригнанных на водопой, танки уткнулись длинными стволами в воду. Одни стояли на берегу, другие, словно разморенные жарой, по самые башни заползли в реку, и от них по воде расплывались маслянисто-фиолетовые пятна, третьи распластались на суше, расстелив позади себя порванные гусеницы.
Вернулся Пинчук и приказал Кузьмичу выбираться на дорогу. Петр узнал, где должен располагаться КП дивизии, и теперь направлялся туда.
Сенька и Аким пошли искать остальных бойцов роты.
В полдень они догнали разведчиков, двигавшихся впереди наступающих частей дивизии.
– А знаете, товарищи, мы с Камушкиным побывали у деда Силантия. Не забыли старика? - спросил Шахаев.
– Что вы говорите? - удивился Аким.- Ну, что он, жив?
– Жив!.. Стоит на дороге, встречает бойцов!
– А старушка его жива?
– Жива. Прослезилась даже, узнав меня.
– А про мост не спрашивали?
– Немцы его несколько раз пытались восстановить, но другие советские подрывники вновь сжигали. Старик привет вам всем передавал. Помнит хорошо, никого не забыл.
– Да. Теперь он развернется. Небось уже свой инвентарь собирает.
Разведчики укрывались в подсолнухах, наблюдая за большим селением Терновая, откуда немцы яростно отстреливались. Но перед вечером они вдруг замолчали. Разведчики сейчас же обнаружили, что враг отходит. Сообщив об этом в штаб дивизии, вошли в село. Забежали в маленький домик, стоявший на западной окраине селения, у Харьковского шоссе. На глиняном полу, у самого порога, лежала молодая женщина, совершенно голая, с растрепанными волосами. В ее левой груди, под соском, чернело пулевое отверстие. Рядом с ней в луже крови лежало трое маленьких детей, очевидно сраженных одной короткой автоматной очередью.
Жестокость врага была настолько бессмысленной и чудовищной, что разведчики первое время стояли молча.
– Дикари, дикари...- сдавленным голосом сказал наконец Аким.-Дикари...- повторял он одно это слово, так как другого в эту минуту придумать не мог.
– А ты у них очки боялся взять! - прохрипел Ванин.- Эх-х!..
Аким промолчал. Только лицо его налилось кровью - оно как-то вытянулось, непривычно построжало. Злорадное, ожесточенное чувство охватило Сеньку. Ему хотелось говорить обидное и грубое Акиму. Пусть слушает, так ему и надо! Жалельщик!.. Только не здесь скажет он ему эти слова. Не здесь!..