– В вилку берут... - проговорил полковник Павлов.- Долго не продержатся.
Забаров раньше всех понял замысел Шахаева: парторг хотел отвлечь внимание врага от основной группы десанта, но немцы, видимо, разгадали его план. Прожектор по-прежнему освещал поочередно все лодки. Сейчас Федор вспомнил, что в лодке парторга находились большей частью молодые бойцы, те, что не были еще в сложных переделках, и ему стало совершенно ясно, почему Шахаев оказался там.
Берега перестали притворяться. Ожили. Завязалась напряженная артиллерийская дуэль. Застрочили с высокой обрывистой скалы немецкие пулеметы. На левом берегу, за песчаным откосом, шумнула "катюша". Ее мины кометами пронеслись над головами разведчиков и стали рваться сразу же за Бородаевкой, освещая на миг спящие белые домики.
Несмотря на разрывы снарядов, лодка Шахаева продолжала приближаться к правому берегу. Вцепившийся в нее луч прожектора все более и более укорачивался. Никто теперь не сомневался в том, что Шахаев решил отвлечь на себя огонь немецких орудий.
...Решение пришло настолько быстро, что Шахаев сам удивился. Кроме него в лодке находились еще четыре молодых разведчика, недавно прибывшие с маршевой ротой, да сапер, по фамилии Узрин. Ослепленный прожектором, он в первую минуту прикрыл глаза руками, выпустив весла. Но толчок в плечо заставил Узрина вновь взяться за вeсла.
– Греби влево! - приказал ему Шахаев, уже не опасаясь, что его могут услышать на правом берегу. - Влево, влево бери! - повторил он еще громче и, сняв с пояса саперную лопатку, стал помогать гребцу.
Остальные разведчики по его приказу попадали на дно лодки. Уже при первом разрыве немецкого снаряда парторг почувствовал сильный толчок в спину и затем неприятную теплоту под гимнастеркой. "Ранен..." - с холодным спокойствием подумал он, не прекращая грести лопатой.
– Быстрей, быстрей, Узрин! - торопил он сапера, чувствуя, что слабеет.
К снарядам вскоре присоединились и пули. Они выстрачивали параллельно с лодкой длинные пузырчатые узоры. Одна такая очередь просекла наискосок лодку, сделав в ней несколько пробоин. Лежавшие на дне лодки разведчики принялись затыкать отверстие ветошью, которой их предусмотрительно снабдил Пинчук. Шахаев подумал, что вот так же, должно быть, как эта вода, из его раны бьет кровь, и это одинаково опасно для всех сидящих в лодке. Он, конечно, понимал, что рану следовало бы перевязать, но боялся сообщать бойцам о своем ранении: молодые солдаты могли растеряться. И, стиснув зубы, Шахаев терпел и молчал. Но грести он больше уже не мог - силы быстро оставляли его.