– Ну как? А я вас жду – может, помогу?
– Нет, – сказала категорически, – мне никто не поможет…
Такая безнадежность прозвучала в голосе девушки, что Онопко на мгновение стало жаль ее. Но тут же решил: зачем жалеть, если эта недотепа пособничала Григорию?
Леся направилась к станции. Как раз подошла электричка на Лижин, девушка побежала, стремясь попасть в нее, и успела вскочить в вагон, а Онопко решил дождаться следующего поезда. Присел на скамью в пристанционном сквере и рисовал веточкой на песке аллеи причудливые лица. Одно вышло, как ему показалось, чем-то похожим на Григория, описанного Лесей: физиономия с растрепанной шевелюрой. Все же, оказалось, прав был полковник Кирилюк: нет в Ребровице Григория и, вероятно, банда киевская.
Онопко посидел еще немного в парке и возвратился в райпотребсоюз. Выяснил у председателя, что вагон с лесом действительно должен был прибыть в Ребровицу две недели назад – на лесоторговый склад. Заведующий складом припомнил: к нему позвонили из бухгалтерии райпотребсоюза, сказали, что в Лижин едет их знакомый и что он может ускорить продвижение вагона. Того парня, пришедшего к нему, он видел впервые – блондин и, правда, красивый. По всему видно, шустрый паренек. Он взял накладную, пообещал помочь. Возвратился через день и сообщил: вагон скоро придет. Так оно и случилось.
– Кто звонил из райпотребсоюза? – поинтересовался Онопко.
– Кажется, из бухгалтерии, – не очень уверенно объяснил директор. Кто конкретно, не помнил. И лейтенант понял: звонил тот же мифический Григорий. Узнал фамилию одного из работников бухгалтерии, позвонил от его имени заведующему складом и тот без всяких сомнений отдал накладную. Ищи теперь этого Григория, все равно что ветра в поле…
А Леся сидела у мутноватого вагонного окна, вслушиваясь в перестук колес, он бередил душу, слезы набегали на глаза. Нет Гриши, исчез и вряд ли появится. А клялся в любви, такие хорошие слова говорил. На самом же деле позабавился и исчез.
Вдруг гнев затуманил голову: пройдоха и мерзавец! Надо найти того милицейского майора и рассказать все. Пусть разыщут Григория и посадят на долгие годы! Пусть посидит, помучится, может, хоть капля совести пробудится в нем.
«Но ведь осудят и меня. – Ужалила мысль. – Кто сообщал Григорию о содержимом контейнеров? Я – дурища! Раскисла, растаяла, в любовь поверила. Но ведь какими глазами смотрел! Разве такие глаза могут солгать?»
Лесе стало совсем грустно, и она все-таки немного поплакала.