Улица была тиха и безлюдна. Афанасий пересек ее и вошел во двор своего дома. Уже издали слышались пьяные выкрики деда Егорыча, мат-перемат в исполнении Маньки и мерзкий фальцет ее то ли сына, то ли сожителя.
По всей видимости, компания и сегодня раздобыла необходимый для создания праздничной атмосферы запас алкогольсодержащих веществ и теперь пожинала плоды их неумеренного потребления.
Фокин пнул ногой ветхую дверь коммуналки так, что она едва не сорвалась с петель.
На полу в так называемой прихожей копошились две щуплые фигурки… по всей видимости, семейство алкоголиков из третьей комнаты решило познать радости секса, а до своей кровати так и не добрело.
Впрочем, третья комната пропила кровать еще на прошлой неделе, – вспомнил Афанасий.
Он брезгливо перешагнул дрыгающуюся и мычащую парочку, от которой исходил густой, валящий с ног запах давно не мытого тела и еще какой-то жуткой сивухи. «Да, хоромы-то тесноваты!» – «Да уж конечно, не царские палаты!» – «Да уж конечно!» – не преминул бы в таком случае процитировать Владимир Свиридов диалог из своего любимого фильма «Иван Васильевич меняет профессию». …Но Владимира не было, а был вот этот негигиеничный секс для нищих и восторженное распитие самогона у старика Егорыча, то бишь на кухне.
– Вотца помница… когда мы с Жуковым… Геннадием Константинычем… быр-р… бр-р-р… быр-р-рали Халхин-Гол… помнится…
– Помнится, в молодости вы были членом суда! – громко сказал Фокин, наклоняясь, чтобы не задеть за притолоку, и входя в кухню.
Бравые собутыльнички прервали галдеж и недоуменно воззрились на него.
– Это просто есть такой старый-престарый анекдот, – сказал Афанасий, присаживаясь на табурет. – Встречаются два старых пердуна, типа вот как ты, Егорыч, и один другому говорит: «Помнится, в молодости вы были членом суда?» – «Да-а-а… членом сю-у-уда, членом ту-уда… мо-олодость!!!» А вообще, – продолжал Афанасий, не давая алкашам возможности выдавить из себя жиденький, как природные выделения после пургена, смех, – вообще хватит тут жабать. Орете так, что за квартал слыхать. Расходитесь, а то мне завтра на работу рано, да и вообще день трудный был.
– Да ты че, Сергеич? – недоуменно начал было Егорыч, но его перебил вопль уже в дупель набравшегося юнца, примостившегося под теплым жирным боком Маньки:
– Да я щас тебе, ур-род!!!
Не вставая со стула, Афанасий одним коротким, без замаха, плотным тычком в харю пьяного дебила отшвырнул того к противоположной стене прямо на какую-то грязную алюминиевую бадью, до краев наполненную водой.
Бадья перевернулась, и вода разлилась по полу, а пострадавший от произвола Фокина ублюдок завыл от боли во всю силу своих легких.