Они остановились на стоянке у заправки, и Санька вышел.
– Дальше пешком, – распорядился он. – Иначе заметят.
Отец Василий глянул на сияющую на предутреннем небе луну и перекрестился: как подобраться при таком освещении незамеченным, он себе не представлял. Они тронулись в путь и ровно через два квартала Санька приостановился.
– Это здесь, – кивнул он в сторону возвышающегося чуть в стороне большого и несуразного коттеджа.
Отец Василий пригляделся. Коттедж только что отстроили, и во дворе еще лежали кучи песка и керамзита, стоял сварочный агрегат, лежала пачка арматуры…
– Как пройдем? – поинтересовался он.
– Пройдем, – уверенно кивнул Санька. – Я план изучил; там, сзади, еще два входа есть и четыре окна.
Отец Василий покачал головой. Ему казалось, что силовой штурм здесь – не самое лучшее решение.
– Может быть, через парадное пройти? – предложил он. – Как нормальные люди; поговорим, то-се…
– Не пустят, – отрицательно мотнул головой Санька. – Не тот случай.
Они, пригибаясь к земле, обошли дом с тылу, скользнули сквозь проем в еще не до конца сваренном витом ограждении и короткими перебежками переместились под прикрытие стены. Нашли дверь, толкнули – закрыто; проверили окна – решетки.
– Вот блин! – ругнулся Санька. – А на плане решеток не было! Вот если бы тогда с Макарычем сунулись…
Они отыскали и вторую дверь, но она тоже оказалась закрытой, но не так надежно – похоже, всего лишь на крючок изнутри. Санька вытащил нож, и отец Василий укоризненно покачал головой – это был прекрасный немецкий нож из его столового набора.
– Я потом верну, – пообещал Санька, поймав на себе взгляд священника, сунул лезвие в щель между дверным полотном и косяком и, немного повозившись, распахнул дверь настежь.
Они вошли в темноту тамбура и прислушались. Из глубины дома досюда доносились только слабые шлепки и такие же приглушенные голоса.
Санька скользнул вперед, и отец Василий последовал за ним. Молодость лейтенанта не позволяла ему принимать во внимание все окружающие детали, а священник уже видел, что здесь далеко небезопасно. Многочисленные двери вдоль всего пути следования могли сделать развитие событий непредсказуемым.
Голоса стали громче, и едва они прошли в конец коридора, как сразу распознали резкий, командный голос Гравера:
– Все, Сережа, ты доигрался…
Кто-то протестующе замычал.
– Мне, конечно, твоего папку жаль, но ты переступил все допустимые границы. И за это придется заплатить…
«Ублюдок! – подумал священник. – Тоже мне, устроил здесь филиал Верховного Суда!» Он выглянул в незаделанный проем. Сережа с заведенными назад руками сидел на стуле посреди пустой, еще со следами ремонта огромной комнаты. А рядом, важно сложив руки на груди, прохаживался Гравер.