— Неужели ее казнят? — Ваня не мог поверить.
— Казнят? — Темнополк усмехнулся. — Нет, Ванюша. Царских детей не казнят. Тут другое. Ты смотри, что дальше будет.
— Убить! — все еще ликовал толстый оратор. — Убить! Но, — он обвел толпу рукой, — будет ли смерть достойным наказанием для такого преступления? Успокоятся ли наши сердца, увидев быструю смерть предателя?
— Успокоятся, — робко предположил кто‑то, и к нему тут же устремился размахивающий плетью стражник.
— Нет! — торжествующим тоном продолжил мысль вельможа. Мы жаждем более страшного наказания!
— Да! — снова взвыла толпа. — Да здра!..
Вельможа хихикнул и приложил палец к губам. Наступила тишина, и он возбужденно заговорил:
— Есть ли в мире больший грех, нежели грех предательства?
— Нет! — взревел народ. — Нет!
— Есть ли в мире большее счастье, чем дом?
— Нет! — толпа ответила, но уже куда как менее уверенно.
— А есть ли в мире дом, прекраснее нашего с вами Медного царства?
Тут уж согласились все, вернее, почти все. Ваня был исключением, да и Темнополк, судя по всему, тоже.
— А есть ли кара страшнее… — Вельможа заломил руки и закатил глаза. Выдержал паузу, да такую, что самые слабые были готовы упасть в обморок от нетерпения. — А есть ли кара страшнее изгнания из дома?
— Нет! — от нового рева на помосте треснула пара досок, и вельможа опасливо сделал шаг от края.
— Вот, — подвел он итог, — вот достойное наказание для предателя! Изгнание!
— Изгнание! — повторила толпа, но несколько разочарованно. Было видно, что достопочтенные жители жаждали крови.
Вельможа не обратил на них никакого внимания и снова наклонился к лежащей девушке. Заговорил медовым голосом, в котором, однако, чувствовались металлические нотки:
— Изгнание! Изгнание!
— Она попыталась что‑то сказать. Слова звучали невнятно: губы девушки были разбиты, из уголка рта струилась тоненькая струйка крови — видно, стражники крепко приложили ее об деревянный помост. А может, раньше избили. Однако же первые ряды зрителей заметили ее потуги и утихли. Голос, неожиданно пробившийся, звонко раскатился над площадью:
— Мой отец… безумен! Но придет день, и он поймет все… Но будет уже поздно. И…
Толстый вельможа не дал ей договорить и снова единолично завладел вниманием публики:
— Вы слышите! Слышите! Вот он — истинный яд предателя!
— Да! — загудела толпа. — Да!
— Запомните этот день! Слава царю Елисею! — И тут же тихо обратился к стражникам: — Убрать. Быстро!
Девушку рывком подняли. Один из стражников коротким мечом разрубил веревки на ногах и, толкая ее в спину, повел куда‑то перед собой. Второй замешкался, разинув рот глядя на вельможу. Видно было, что он впервые находится так близко от важной персоны и старается ничего не упустить. Ругаясь, первый вернулся за ним, волоча за собой девушку, и, подхватив за шиворот, потащил с помоста. В толпе раздались смешки, но вельможа царственным жестом снова восстановил тишину и начал уже совершенно будничным голосом пересказывать краткую историю войн с варатагами. Ваня заскучал и повернулся к Темнополку. Дочь царя Елисея не давала ему покоя: сейчас уже казалось, что он как никогда близок к Светлояре.