– Но я же…
– Ну да, конечно, – сказал Смолин. – Ты будешь утверждать, что в машину ко мне не лазил отроду. Что все до единой цацки вы квартетом потырили из квартиры Дашенькиного дедушки покойного… – Он сделал очередную паузу. – А знаешь что? Сердце мне подсказывает, что и Дашенька, и твои друганы с честнейшими глазами от всего отопрутся. Заявят, что ни в какой квартире они не были, ничего не брали. Потому что с точки зрения закона Дашенька опять-таки совершила вульгарную кражу, не имела она ни малейшего законного права забираться ночной порой в квартиру дедушки, пусть и родного, и что-то оттуда брать, хоть коробок спичек… Зря, что ли, она сама в магазин не пошла, а тебя, дурачка, вперед выставила? То-то и оно… Если без дипломатии и хороших манер, то тебя, мил-человек, использовали, словно аптечное изделие под названием гандон… Никого из них в этой истории нету – ни Дашки, ни тех двоих. Один ты есть…
– И сидеть тебе, голубь, в СИЗО очень даже весело, – жизнерадостно подхватил Шварц. – Любят там таких смазливеньких, из тебя, Мишенька, такую Машеньку забабахают, что посмотреть будет приятно… И будет у тебя кликуха Машуня-студенточка…
– Мой друг несколько преувеличивает, Миша, – сказал Смолин. – То, что тебя на нарах опустят – вовсе не стопроцентная вероятность, это уж смотря в какую хату попадешь. И как себя поставишь. Хотя… Ты уж прости, конечно, но я-то могу судить по опыту двух своих путешествий за проволочку, а потому говорю откровенно: таких вот слабачков, не приспособленных к зоне, частенько как раз раком и ставят… Ладно. Не будем с ходу о печальном, еще не факт, что тебя непременно в камере Манькой сделают… но сама по себе отсидочка тебе всю налаженную и беспечную жизнь поломает. А уж для папы с мамой, честных советских тружеников, удар будет тот еще… Вся жизнь у тебя хрупнет, как сухое печенье… Я не шучу, родной. Я серьезно настроен. Прямо сейчас поедем в ближайшую ментовку и напишем дружненько заявления все четверо: мол, случайно увидели на улице, скрутили-доставили… Еще раз прости за прозу жизни, но нет у папы с мамой таких доходов, чтобы тебе хорошего адвоката подстегнуть. Да и дело больно уж чистое. Ты, конечно, будешь у следака лепетать про Дашу и друзей… но, повторяю, ты уверен, что они тебя начнут вытаскивать? – он сложил фотографии аккуратной стопочкой, убрал их в карман и продолжал скучным голосом: – Пора и тебе, родной, что-нибудь изречь, я все сказал, даже в глотке пересохло… Ну?
– Послушайте… Вы же сами говорите, что я неумышленно… Давайте я завтра же с утра заберу все и отдам… Извините, конечно, но я ж не знал…