– Вы довольны, что работаете у Мортесьера? – спросил Паллиадис, не поднимая головы.
Элис едва услышала его, увлеченная приятными мыслями о том, как хорошо было бы поставить на место злобного и капризного греческого плейбоя.
– А дизайнер, – добавил он, – Жиль Васс. Ему тоже нравится работать на Руди?
Элис с трудом отвлеклась от размышлений об орудиях пыток, которые мысленно готовила Пал-лиадису.
– Какое отношение к этому имеет Жиль?
– В каких отношениях дизайнер Жиль Васс с Руди Мортесьером? – Николас выглядел раздраженным. – Существует там какая-то связь? Достаточно крепкая, чтобы удерживать Васса при Мортесьере? Они любовники?
Любовники? Элис впервые об этом слышала.
– По правде говоря, мне кажется, что Руди действует Жилю на нервы. Жиль молод, талантлив и очень честолюбив. А Руди…
Она остановилась, внезапно задавшись вопросом, не имел ли Николас Паллиадис скрытых мотивов, приглашая ее на ужин. У каждого дизайнера в Париже есть свои осведомители. Дома моды ревниво охраняют свои секреты.
Паллиадис сделал знак удалиться чрезмерно внимательному официанту.
– Вы совсем не притронулись к ужину, – заметил он.
Элис посмотрела на свою тарелку.
– Я не голодна.
Николас Паллиадис внезапно бросил салфетку на стол.
– Тогда пойдем.
Он поднялся и, даже не попросив счет, кинул на стол толстую стопку франковых купюр.
Этот широкий жест послужил сигналом для старшего официанта, который мигом очутился рядом, держа зеленое пальто Элис. Эскадрон официантов-казаков столпился вокруг. В сопровождении ансамбля балалаечников, провожавших их, они вышли на улицу.
Шофер ожидал их. Он выскочил из лимузина и, утопая по лодыжки в снегу, поспешил открыть дверцу. Балалайки заиграли «Очи черные», когда Элис скользнула на заднее сиденье.
Шофер захлопнул дверь и, оставляя на тротуаре цепочку следов, занял свое место. Николас Паллиадис поднял серебряную трубку телефона.
– Авеню Фош, – отдал он распоряжение.
Элис повернулась на сиденье и смотрела назад, пока «Даймлер» медленно и плавно тронулся от «Старой Руси». Музыканты стояли на тротуаре, с воодушевлением продолжая играть, несмотря на непогоду. Николас Паллиадис, вне всяких сомнений, хорошо заплатил им за такое усердие.
Пока машина набирала скорость, Элис подумала, что ансамбль балалаечников уже не в первый раз стоит вот так же, на тротуаре, исполняя свои романтические русские мелодии для Николаса Паллиадиса и его красивых партнерш по ужину.
Впрочем, хоть роль Элис и не так заучена и отработана, как у Паллиадиса, она тем не менее тоже вела свою игру.
«Не думай об этом», – сказала она сама себе, пока машина уносилась в снежную ночь.