— Она же звонила тебе этой ночью, и, наверное, ей очень не понравилось то, что она услышала.
— Звонила мне? Этой ночью? — не веря своим ушам, переспросил Виктор.
— Ты что, не помнишь? — настала моя очередь удивляться.
— С тех пор как я ловко обошел милицейский патруль и подошел к дому, память мне частично отказывает, — признался он.
— А то, что я звонила, помнишь?
— Смутно. Что же я ей такого наговорил?
— Скорее всего, ничего. В этом-то и проблема.
Я сочувственно вздохнула, в глубине души ощущая себя виноватой. С Маринкой, когда она чем-то обижена, нужно столько терпения… Сначала она действительно чувствует себя несчастной, а немного оправившись, с возрастающим в геометрической прогрессии удовольствием начинает наблюдать, как вокруг нее носятся, кудахтая и хлопая крыльями.
Но в любом случае в подобный промежуток времени добрая и смешливая Маринка становится таким деспотом, что все грандиозные тираны прошлого рядом с ней представляют собой достойное жгучей жалости зрелище. Но людей сближают общие проблемы, вспомнила я.
— Вчера мне звонила Александра, — оповестила я. — Она утверждает, что против нас готовится заговор.
Ромка и Виктор повернулись ко мне, в дверном проеме я увидела, какой настороженный взгляд в соседней комнате стал у Маринки.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Стопорецкий давно точит на нас зуб, сами знаете. Не просто же так он вчера заходил.
— Как он сказал? — Ромка напрягся и попытался изобразить самодовольную физиономию нашего незваного гостя. — «Я здесь от лица возмущенной общественности». — И хотя мимике его не хватало многолетней изощренной отточенности бывалого управленца, получилось очень даже похоже.
— Перестань, — предостерег Виктор. — Не дай бог, напугает кто, таким и останешься. Я тебя тогда сам убью.
Как легко мы кидаемся такими словами, с тоской подумала я. И к чему это потом приводит? Потихоньку я уже начинала злиться на безответственное поведение Кряжимского, который влип черт знает во что и спокойненько уехал отдыхать, оставив нас расхлебывать заваренную кашу.
— Глупо с его стороны было приходить самому, — появилась из своего убежища Маринка. — Если уж он действительно решился в отместку вредить нам, то спокойно мог бы делать это исподтишка, для начала присылая к нам саму возмущенную общественность. А так можно вполне нарваться на протест и обвинение в угрозах и незаконном воспрепятствовании деятельности журналистов.
— И ограничении свободы средств массовой информации, — поддакнул Ромка.
— Думаю, он просто не мог отказать себе в удовольствии порисоваться и самолично попугать нас тут.