Она не хотела, чтобы «Альфа» превратилась в орбитальный склеп. Больше того, она не желала зла никому. У нее, как и у той маленькой девочки, что скиталась по заснеженным улицам огромного города, осталась одна сокровенная мечта — обрести себя в каком-то неведомом ей, уже ставшим в ее сознании мифом покое… На секунду ей показалось, что такое забвение может дать ей Ганимед — красивая сказка, рассказанная почти незнакомым ей человеком на далекой Земле…
На улице глухо пророкотал мотор, потом показалось, что скрипнули тормоза. Наумов обеспокоенно вытянул шею, пытаясь разглядеть сгустившийся за пляшущими языками пожара сумрак…
Ничего не разглядев, он вновь повернулся к Ладе.
Штурмовой автомат, небрежно перекинутый ремнем через плечо скафандра, черным зрачком ствольного компенсатора вниз, к полу, вдруг живо напомнил ей капитана Рощина — страшный, но неотделимый от ее сознания эпизод далекой земной жизни… Частичка тяжелого становления ее новой, «послеоперационной» души…
— Вы действительно хотите знать? — спросила она, продолжая прерванный долгой паузой диалог.
Наумов откровенно пожал плечами, прислушиваясь к тишине.
— Я обещал Горману, что сделаю все возможное для разгрузки «Альфы», — ответил он. — Вполне логично, что я не могу топтаться тут с тобой, но, уходя, я бы действительно хотел знать, кому подставляю спину.
Лада кивнула. Это было вполне обоснованное желание.
— Центральный сектор, парковая зона, перекресток Третьей радиальной и Пятой кольцевой улиц, — произнесла она. — Двадцать часов местного времени. На протяжении пяти последующих за отлетом «Альфы» суток.
Наумов вздрогнул, резко повернувшись к ней.
— Ты?!. — недоверчиво переспросил он, доставая из нагрудного кармана скафандра сложенный вчетверо листок с текстом радиосообщения. Развернув его, он пробежал глазами строки последней радиограммы, что принял вахтенный офицер «Альфы», прежде чем между Землей и Ганимедом оказалось Солнце.
Все было верно. Она была тем человеком, что должен поступить в его распоряжение на Ганимеде…
— Да, полковник, — тихо подтвердила она, и Наумову показалось, что в ее голосе прозвучало сожаление. — Но только мной больше нельзя играть. — Лада подняла глаза, хмуро, исподлобья взглянув на него. — В этой шифровке все верно, за исключением одного пункта: меня действительно внедрили на борт для дальнейшего использования на Ганимеде в составе вашей спецгруппы, но я никогда бы не вышла в условленный пункт связи…
— Почему? — сухо осведомился Наумов.
— У тех, кто планировал операцию, больше нет рычагов, чтобы управлять мной. — Лада старалась говорить спокойно, но ей не удалось скрыть от полковника горькую дрожь, что пронизывала ее речь едва уловимыми интонациями. — Единственный человек, что был мне добр, умер на Земле за несколько недель до старта «Альфы». Я улетела сюда, чтобы жить… Здесь обитала моя мечта…