Я не знала реальной жизненной ситуации, в которой находился мой собеседник, но была уверена, что могу представить, что там в его голове в этот момент творится. Ничего особенно сложного.
– Нельзя же всех под одну гребенку, – пробормотал он не очень уверенно.
Наверняка он тоже со своей женой давно разошелся и жил сейчас с какой-то женщиной, которую его дочь принимала в штыки…
– Я бы с удовольствием жил вместе с дочерью…
Я поняла, что угадала, потому что он, судя по его тону, почти оправдывался.
– У меня же дочь такая, как ты… – голос его потеплел, даже обида, от которой он никак не мог избавиться, куда-то на мгновение спряталась.
– Я знаю, – ответила я, словно это я была его дочерью.
– Ты извини, что я там… накричал на тебя немного… – он был смущен и добр.
«Господи, – подумала я, – куда я его тащу? Еще немного, и он захочет меня удочерить!»
– Она тоже из дома убежала… – голос его снова ухнул в тревогу, обиду и раздражение.
– А почему к тебе не пришла? – вернула я ему его же вопрос.
– Так ведь и я тоже не один живу… – ответил он уныло.
Он даже не обратил внимания, что он-то мне не говорил, что с женой разошелся. У меня была опасность показаться слишком умной, даже мудрой, что ли, для своего возраста и тем самым вызвать его недоверие и подозрения, что я все ему наврала.
– А та, с которой ты живешь…
Я специально немного запнулась, чтобы было похоже, что сама сомневаюсь, что была права, когда говорила о своем «отце».
– …она тебя любит?
Он выехал в правый ряд, свернул в какую-то сравнительно тихую улочку и остановился под фонарем. Лицо его оставалось в тени, и я не могла толком по нему ничего прочитать. Но резкий свет от фонаря отчетливо освещал его руки, лежащие на руле. Они дрожали.
– Как тебя зовут? – спросил он глухо.
– Лена, – ответила я.
Я давно уже решила – что бы со мной ни случилось, как бы мне теперь ни приходилось скрываться, имени своего я менять не буду. Я настолько с ним срослась, что мне просто дико становилось, едва я представляла, что придется носить какое-то другое имя. Любое другое имя для меня было чужим. Я была уверена, что имя, которое человек долго носит, как-то влияет на него. А я вовсе не хотела становиться другим человеком. Такая, какой я сейчас была, я себя вполне устраивала. У меня не было внутреннего разлада… Да что там, устраивала… Можно честно признаться, что я себе очень даже нравилась.
– А мою Светкой зовут, – сказал он с какой-то грустью.
– Светланой, – поправила я его.
– Светланой, – тут же виновато согласился он. – Извини…
– Да ладно, ничего… – великодушно согласилась я его извинить за совсем неведомую мне девчонку-подростка, его дочь.