Только Мазепа со своей женой не думает о войне со шведами, занятый более важными проблемами.
— Объяснись без отговорок, отвечай просто, прямо, будь добр, — ласково попросила Мария с искаженным лицом.
— Мне дорог покой твоей души, Мария, — Мазепа покончил с курой и освежил бокал. — Тебе налить? Как хочешь. Так и быть, расскажу. Княгиня Дульская, она… гм… Княгиня Дульская… Что-то я не могу подобрать слов… Это… Это… Это шутка.
— Шутка? — побагровела Мария.
— Ну, ну… ну, ну…
— Я близ тебя не знаю страха, ты так могущ, но эти твои дурацкие шутки. Тебя ждет трон…
— А если плаха?
— Я пойду с тобой на плаху, мы же не раз обсуждали этот маленький вариант нашей совместной жизни. Я не переживу твоей смерти, но ты не умрешь, нет: ты носишь знак высшей власти.
— Мы не сможем умереть вместе. Это была шутка. Княгиня Дульская…
— Что?!? Кстати, что это за женщина тебе звонила?
— Какая женщина?
— Ну эта, утром.
— Это соседка, у нее умер муж.
— У меня есть теория: люди умирают в подражание кому-то. Это особый вид зачастую бессознательной мимикрии: не совсем социальной, не совсем культурной и не совсем природной. Например, моя бабушка умерла, подражая своей сестре, которая была ее на год старше: спустя год после ее смерти, почти в тот же день.
— Этот человек задохнулся от газа, которым травил крыс в гараже.
— Наверное, моя теория не всегда распространяется на несчастные случаи.
— Это было самоубийство.
— Откуда ты знаешь?
— Год назад точно таким же образом покончил с собой его друг: его нашли лежащим лицом в такой же камере с газом, предназначенным для крыс. Однако он оставил записку.
— Значит, моя теория подтверждается и тут!
— Похоже, что так. Не моргай.
— Почему?
— У меня была одна знакомая, которая моргала.
— И что?
— Ну… она умерла.
— Мазепа, мне кажется, ты лжешь, говоря о смерти. Смерть — это единственое, что убеждает, и ты этим пользуешься, чтобы делать комплименты женщинам… (Входит слуга).
— Товарищ Мазепа, выйдите, пожалуйста, к народу.
Мазепа вышел на балкон замка и увидел многотысячную толпу, состоящую из солдат, крестьян, лакеев, женщин и прочих тварей, непродуманно оскверняющих землю. Все эти люди тянули к нему руки, скандируя: "Ма-зе-па! Ма-зе-па! Ма-зе-па!" Многие плакали, и слезы текли по их лицам, забытые или незамечаемые в порыве экстатической любви к кумиру. Мазепа взмахнул рукой, как дирижер палочкой, и в толпе наступила тишина. Среди общего молчания, прерываемого лишь судорожными вздохами корчащихся от поклонения субъектов, этот красивый седовласый старец произнес:
— Убейте друг друга!