Конечно, рассудок Ивана не формулировал столь четкие, однозначные мысли, он переживал все это внутри себя, на уровне ощущения невероятной моральной боли…
…За знакомыми площадками приземления, где на непаханой целине уже повсеместно выкинул свои стрелы люпин, он вышел наконец к небольшой деревушке, в крайнем доме которой до последнего времени скрывались Настя и Джон.
Страшный путь был пройден, и когда Иван увидел Биша, застывшего, будто черное изваяние, у хлипких, подгнивших перил, ему показалась невероятной такая безоговорочная вера пса в то, что за ним обязательно придут.
Что стоило сильному здоровому животному перегрызть веревку или хотя бы посильнее рвануть привязь, ломая потемневшие от времени деревянные балясины, но Биш двое суток просидел рядом с нетронутой едой, которую второпях оставила ему Настя.
Иван дошел до крыльца, сел рядом с Бишем, положив на колени автомат, и вдруг понял, что иссиня-черный пес, неизвестно где и как приблудившийся к Насте, не просто друг… Умное животное стало для него в этот миг немым символом веры, которую нельзя предать…
Лозин не мог видеть со стороны свое пепельно-серое лицо, как не ощущал того, что по щекам катятся слезы, пока теплый, шершавый язык Биша не начал слизывать их…
Пустота, рожденная чудовищными картинами разрушений и смерти, медленно отступала, а на ее место возвращалась душа, опаленная, почерневшая, но несломленная.
Теперь он знал, как выглядит Земля, а теплый язык пса, слизывающий слезы, нашептывал на подсознательном уровне: ты не одинок в этом мире, тебя ждут, в тебя верят, как верил и ждал я, но каждый несет свое бремя…
Бремя воина.
Прошли годы с той памятной ночи, когда он, сидя на накрененной палубе изрешеченного пулями танкера, впервые осознанно решил порвать с войной, отдать себя делу не менее рискованному, но более осмысленному, и вот круг замкнулся…
— Нам нужно идти… — вставая, сказал он Бишу. Сняв с пса ошейник, Иван зашел в дом, отыскал ноутбук и, вновь появившись на крыльце, добавил, обращаясь к псу, как к человеку:
— Мы должны отыскать мой взвод. Они не могли стать рабами Чужих.
В ответ прозвучало лишь глухое рычание, но Лозин скорее говорил с самим собой, понимая, что в данной ситуации можно рассчитывать только на монолог…
Впереди лежали еще сто пятьдесят километров пути по оскверненной, изуродованной земле, навстречу слабой, призрачной надежде, но для Ивана она являлась единственным шансом отыскать тех людей, на которых он мог положиться в любой, самой немыслимой для человеческого рассудка ситуации.
Ему как воздух нужны были они — бойцы его взвода, с которыми он мог без опаски разделить навалившееся бремя…