Впрочем, Светлов иллюзий не строил, и потому его мысли, не смотря на полученный стресс, были предельно лаконичны и ясны.
Свобода, которую он получил благодаря вмешательству Миллера, на самом деле не являлась полной. Антон все явственнее ощущал, что стоит на грани между прошлым существованием, и неопределенностью будущего. Сейчас, в эти минуты он постепенно осознавал необходимость внутреннего выбора. Что он станет делать дальше? Попытается вернуться?
Вернуться к чему? К гарантированному существованию, загнанному в рамки боевых дежурств? К виртуальным вселенным, создающим иллюзию жизни, в обмен на прозябание «реала».
А смогу ли я во второй раз перешагнуть через внутренние порывы, замкнуться, вновь создать для себя защитную скорлупу? — откровенно спросил себя Светлов и сам же ответил. — Нет.
Прошлое вернулось, пусть болезненно, но однозначно. Более того, оно обогатилось новыми фактами… Светлов не думал сейчас о том, что вновь побывал на волосок от гибели. Эффект от грубого вмешательства в его сознание оказался совершенно не таким, как пессимистично прогнозировал Миллер: В рассудке Антона все вдруг поменялось местами. Двадцать лет замкнутого безвыходного существования, как будто ушли в прошлое, а на поверхности памяти оказались вернувшиеся события детства, и рокового похожего на целую жизнь дня, но такая коллизия не расколола его личность, а заполнила тот моральный вакуум, что накапливался за годы конформизма, он вновь ощущал себя на двадцать лет моложе, но… его зрелый опыт прожитой жизни при этом не исчез, он как будто спелся с разбуженными, вырвавшимися из плена воспоминаниями, формируя новый взгляд на мир, новые позывы к действию, да и голос доктора Миллера звучал в сознании словно некий, побуждающий к немедленному действию код…
Их послали на смерть… Кто-то намеренно уничтожил часть информационных баз данных… Цитадель обречена… Нас атакуют кибернетические механизмы, и прогрессия их количественного роста не оставляет шансов…
Да, даже без глубокого анализа слова Генриха находили подтверждение.
Дана. Кто она?
Светлов остановился, оглядевшись вокруг.
Он стоял среди мертвого парка, так похожего на черный ксенобианский лес.
Ксенобианский…
Почему этот термин, так часто употребляемый в прошлом, не заставлял задуматься, что за существа вырастили его? Почему черные, перекрученные деревья называют «ксенобианскими». Раз существует название, должны быть и иные сведения.
Светлов смотрел на мертвые деревья, но его рассудок не тонул в разбуженных воспоминаниях. Он думал о дне сегодняшнем, конкретно — его мысли сосредоточились на образе полковника Зарезина.