– Молодой человек, тебе что надо?…
Голубев оглянулся. В ограде противоположной усадьбы, облокотившись на решетчатую калитку, стояла дородная пожилая женщина в длинном неопределенного цвета халате и сурово смотрела на него.
– Хотел поговорить с хозяином, да Георгия Васильевича вроде нет дома, – ответил Слава.
– Ну и нечего к его хозяйству приглядываться, – по-прежнему строго заговорила женщина. – Там уже все украдено. На прошлой неделе ночью разбойники уволокли последнюю алюменивую флягу, в какой Гоша воду от колонки возил.
Слава подошел к женщине. Улыбнувшись, сказал:
– Я из милиции.
– Почему не в милиционерской форме? – недоверчиво спросила женщина.
Пришлось показать служебное удостоверение. Лишь после внимательного изучения развернутых корочек женщина подобрела. Голос ее стал мягче:
– Извините, молодой человек. Облюбовали воры нашу улицу. Что ни ночь, то у кого-нибудь да что-нибудь утащат. Особо алюмений воруют. Лично у меня, к слову сказать, из баньки ковшичек сперли и даже проволочные закрутки, какими поврежденные штакетины были укреплены, открутили. Пришлось гвоздями забор чинить.
– Автомашины не угоняют? – закинул удочку Слава.
– Пока Господь миловал. Да у нас тут всего-то две машины на пятьдесят дворов. У Гоши Царькова – дорогая, японская. А у его соседа, старика Андрияна Пахомова, так себе… собранный из утиля «москвичонок».
– Когда Царьков бывает дома?
– Постоянно домоседничает.
– Но сегодня нет. И телефон его со вчерашнего вечера не отвечает.
Женщина пожала плечами:
– Позапрошлой ночью я почти не спала. Раз по разу вскакивала. Мерещилось, будто воры во дворе шарятся. Все окошки проглядела. У Гоши до утра свет горел. Наверно, стихи сочинял. Он постоянно по ночам сочиняет. Вчера его видела. Часа за два до грозы на своей черной японке куда-то поехал. Возвратился или нет из той поездки, не знаю.
– Где он работает?
– Нигде. Военную пенсию получает по ранению. После десятилетки не сумел поступить в институт и загремел в армию. Попал в такую часть, которую из Сибири отправили воевать в проклятый Афганистан. Там он перед концом службы получил сильную контузию. Рассказывал, будто взрывом бомбы так припечатало к каменной скале, что голова чудом не разлетелась вдребезги. Больше года от него не было никаких вестей. Нина Сергеевна – мать Гоши, царство ей небесное, куда только не писала! И в воинскую часть, и в министерство обороны – отовсюду молчок. Совсем отчаявшись, она заказала сорокоуст во всех российских монастырях, какие тогда существовали. Отправила им денежные переводы: кому – рубль, кому – два, кому – пятерку. То ли монашеские молитвы помогли, то ли военные хирурги постарались. Гоша выжил и вернулся домой хотя и с инвалидностью, но вполне нормальным парнем. Оказывается, чтобы укрепить порушенный затылок, ему зашили в голову пластинку из очень прочного металла.