Я вытащил мешочек с амулетом. Молот, который мрачно глядел в полотняный верх фургона, встрепенулся и перевернулся на бок, чтобы наблюдать за мной:
– Интересно, что же он такое тебе прислал?
Я вытащил оберег. Он был странный – бронзовые кольца разного размера входили одно в другое, и все крепились на одной оси. Когда я взял амулет в руки, то два самых маленьких внутренних кольца начали вращаться, набирая обороты.
Непонятная сила их вращала, но она как-то зависела и от меня, и от моего друга: когда я поднес оберег к Молоту – быстро закрутилось маленькое кольцо, отодвинул – повернулось среднее.
– Хорошая игрушка, – одобрил друг. – Такую бы в детстве, и вся улица завидовала бы.
– Это точно. – Я надел шнурок с оберегом на шею, внутреннее кольцо продолжало вращаться, а среднее остановилось, задев кожу. – Возможно, есть в нем что-то полезное, да только мне не понять, но все равно буду носить в память об отце.
– Носи. – Молот уже потерял интерес к оберегу, так как в нем не было ни золота, ни серебра – ничего ценного. – Хорошо, что он прислал гонца, пусть с этой ерундой, и мы смогли отправить родным золото – хоть какая-то польза.
Караван тронулся, заскрипели колеса, послышался унылый стук копыт. Мои глаза сами собой стали закрываться, я положил руку на амулет и заснул, чувствуя под пальцами приятное тепло.
Снилось мне, что на меня надвигалось нечто страшное, а все кольца на обереге крутились на моем теле так быстро, как флюгер на крыше при сильном ветре. Но проснуться не получалось, как ни старался, одни беды сменялись другими, еще более страшными…
Проснулся я уже вечером, когда фургон остановился на ночевку. В этот день на караван никто не нападал, и охрана немного расслабилась, а я наконец-то почувствовал себя вполне здоровым. Молот, похоже, тоже оправился, если судить по его возросшему аппетиту.
К удивлению охраны, ночью тоже ничего не произошло, и все хорошо выспались и отдохнули.
Мы дежурили по очереди: Молот просидел от вечера до середины ночи, я до утра. Ничего интересного не происходило, звезды горели яркими огнями на небе с ползающими темными тучами, луна бродила среди них, показывая свое испещренное оспинами желтое круглое лицо, какая-то мрачная, задумчивая.
Ветер дул всю ночь, налетая то с одной стороны, то с другой, успокоился только к утру, когда проснулись птицы в далеком лесу и от ближайшей речки пополз туман, закрывая все пронизывающе-холодной серой пеленой. От него я замерз, и мне захотелось к огню, но тут раздался близкий вой, да такой жуткий, что я долго всматривался в пелену, надеясь увидеть волка или даже целую стаю.