Лене еще целый год после окончания школы пришлось работать. Ей нужны были деньги, чтобы купить пальто и обувь. Не могла же она поехать учиться в кирзовых сапогах, которые были к тому же у них на двоих с младшим братом! Работать в сибирском поселке, кроме как в лагере на вольнонаемной должности, было негде. И семнадцатилетняя Лена год работала там учетчицей. Сразу после войны почему-то сажали, в основном, военных летчиков. Мост такой пошел. Эти летчики — с быстрой реакцией, импульсивные, избалованные орденами, трофейным шоколадом и женским вниманием, совершенно были не приспособлены к жизни зэков. Они держались сплоченной группой, били развязных блатных, которые липли к Лене, и почти не матерились при ней. Но после того как к ним приставили Лену, у них начались побеги. Бежали, в основном, молодые, красивые даже в робе мужчины, которые уверяли Лену, что их, посадили ни за что, просто так. Однажды Лене пришлось утром идти на работу мимо выставленных, для устрашения других бегунов, трупов с объеденными за ночь собаками, неузнаваемыми уже лицами. Лену перевели в управление, а к летчикам учетчицей поставили старую кривоногую хакаску с рябым лицом.
Когда Лена поступила в Иркутский медицинский институт, то попала в совершенно незнакомую среду. Здесь работали какие-то древние старички — еще дореволюционная профессура, сохранявшая свой собственный мир в неприкосновенности. Многие преподаватели были сюда высланы, а о многих шепотом говорили, что они бежали, бежали от красных, от революции, до Владивостока не добежали, и в Иркутске, в результате, и осели. Профессора и ассистенты любили между собой поговорить по-французски и для практики, и для души.
Лене было по-женски комфортно в этой атмосфере ушедшей культуры. Она впервые почувствовала себя женщиной, дамой. "Мужчина старой закалки!", — мечтательно говорили молоденькие студентки о своих ветхих, но все-таки полных мужского обаяния и светского шарма профессорах.
Не все, конечно, было Лене понятно в этом их мире. Например, у них в кабинете анатомии висел скелет в белом халате и шапочке профессора. Это один из покойных профессоров, желая укрепить материально-техническую базу заведения, завещал свой скелет институту. Он, бедный, не предполагал, что его будущая студентка будет давиться рвотой, глядя на него и припоминая такие же безносые лица на лагерном, кровавом снегу.
Не смотря на крайнюю бедность быта, студенты любили тогда устраивать танцевальные вечера. Это были танцы под живую музыку, требовавшие достаточной подготовки: вальсы, танго, фокстроты, румбы… Студенческие профсоюзы вузов города в складчину снимали паркетный зал Иркутского коммерческого института, и под доморощенный джаз молодые люди знакомились, дружили, влюблялись, женились.