— Он сделал что?.. — голос Ралины звучал чуть слышно. Она была потрясена до глубины души.
— Он перебил весь мой народ.
— Но зачем? Разве вы воевали с этим Гландитом?
— Мы даже не знали о его существовании. Нам и в голову не приходило, что от мабденов нужно как-то обороняться. Они казались нам совсем дикими, неспособными нанести урон нашим неприступным замкам. Теперь все вадаги, кроме меня, мертвы. И, насколько мне известно, большая часть надрагов тоже. Во всяком случае, те из них, кто не превратился в их жалких рабов.
— Не те ли это мабдены, чей король называет себя Лир-а-Брод из Каленуира?
— Те самые.
— Я и не предполагала, что они стали столь могущественны! Я думала, что тебя захватили наши старые враги, варвары на мохнатых пони. Я еще не могла понять, почему ты путешествовал один и оказался так далеко ото всех здешних замков вадагов?
— А где ближайший замок? — на какое-то мгновение в душе Корума встрепенулась надежда: что если не все вадаги погибли? Что если здесь, на далеком западе, кто-то остался в живых? — Как он называется?
— То ли Эран… то ли Эрин… как-то так.
— Эрорн.
— Да. Кажется, именно Эрорн. До него отсюда примерно неделя пути.
— Неделя? Неужели так далеко? Стало быть, Великан из Лаара унес меня куда дальше, чем я предполагал… В замке, о котором ты говоришь, госпожа, я родился. Это мой дом. Мабдены уничтожили его у меня на глазах. И, как я теперь понимаю, мне потребуется значительно больше времени, чтобы вернуться туда и отыскать Гландита и его стаю убийц.
Корума вдруг охватило чувство чудовищного, абсолютно полного одиночества, дотоле ему неведомое. Он словно оказался в совершенно ином, чуждом ему мире. И в мире этом правили мабдены. Ах, сколь гордой была некогда раса вадагов! И сколь неразумной. Если б только они хоть немного отвлеклись от своих высокоумных занятий, если бы просто посмотрели вокруг…
Корум опустил голову.
Ралина, прочитав, видимо, мысли несчастного принца, легонько коснулась его руки.
— Пойдем со мной, принц Корум. Тебе необходимо поесть.
Он покорно пошел за нею в столовую, где уже был накрыт стол на двоих. Здешняя пища — в основном фрукты и легкие блюда из съедобных водорослей — значительно больше соответствовала вкусам Корума, чем то, что предлагали ему мабдены-крестьяне. Он вдруг почувствовал, что безумно голоден и смертельно устал. Душа его пребывала в смятении; единственное, в чем он по-прежнему был уверен, это ненависть к Гландиту и жажда мести. И эту месть он надеялся осуществить как можно скорее.
За столом они не разговаривали, но маркграфиня все время посматривала на него и раза два у нее шевельнулись губы, словно она собиралась что-то сказать, но передумала.